Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными - Эрик С. Райнерт

Карл Маркс вел регулярную колонку в газете «New York Daily Tribune», печатном органе Республиканской партии Линкольна, с 1851 по 1862 год. Я не хочу сказать, разумеется, что Маркс и Линкольн были единомышленниками во всем, но они сходились во мнении, что богатство народов создается путем индустриализации и технологического прогресса.

В XX веке знаменитый консерватор, австрийский американец Йозеф Шумпетер (1883–1950) продемонстрировал, что политическое единодушие не обязательно означает единодушие экономическое. В предисловии к японскому изданию книги «Теория экономического развития» (немецкое издание вышло в 1912, английское — в 1934, а японское — в 1937 году) Шумпетер подчеркивает сходство между Марксовым пониманием развития мира и своим собственным, но замечает, что это сходство перечеркивается огромными мировоззренческими разногласиями. В сущности, лучшая промышленная стратегия, вероятно, рождается там, где марксисты и шумпетерианцы являются политическими союзниками, что, как можно доказать, произошло в Японии после Второй мировой войны.

Самая продаваемая книга в истории экономической мысли — «Философы от мира сего» Роберта Хайлбронера (1969 г.). Последнее прижизненное издание книги (1999 г.) Хайлбронер завершил печальным заключением, что важная ветвь экономической науки, которая основывается на опыте, а не только на цифрах и символах, находится на грани отмирания. Речь идет о той самой экономической науке, которой Европа обязана своим богатством, а Гарвардская школа бизнеса — методом кейс-стадии. Позднее я понял, что в традиции, описанной Хайлбронером, меня можно назвать экономистом-некрофилом. Те, кто рассуждал так же, как я (а их было немало), в большинстве своем давно умерли. Сейчас коллекция книг, которую я собираю вот уже 30 лет, насчитывает почти 50 тыс. томов, в ней задокументирована история экономической мысли и политики за последние 500 лет. Эта любовь к идеям прошлого у меня, однако, сочетается с обширными наблюдениями за современной реальностью во всем ее многообразии. Я проводил свои исследования в 49 странах всех обитаемых континентов и еще в нескольких странах побывал как турист. Все эти 30 лет идеи, которые не укладывались в миропонимание холодной войны, были решительно немодными. Мне стало ясно, что экономистов как группу можно описать теми же словами, которыми когда-то в Европе в шутку определялась нация, — это группа людей, объединенных общим непониманием своего прошлого и общей неприязнью к соседям (в данном случае — соседним областям науки, таким как социология и политология). Каноническая последовательность трудов, описываемая историей экономической мысли, отличается от последовательности книг, оказавших наибольшее влияние на умы своего времени. Когда гарвардский библиотекарь Кеннет Карпентер составил список из 39 экономических бестселлеров периода до 1850 года[11], оказалось, что он содержит важные труды, которые историки экономической мысли проигнорировали. По правде говоря, французские физиократы, которых традиционная история экономической мысли считает отцами-основателями экономической науки, имели косвенное влияние на экономическую политику. Так, физиократия не добралась до Англии, где критики физиократии были переведены и изданы задолго до самих физиократов. Идеи физиократов недолго были популярны даже в родной Франции, опровергнутые катастрофическими последствиями применения их на практике-нехваткой продовольственных запасов и голодом. После этого идеи антифизиократов-те самые, которые почти не упоминаются в истории экономической мысли-быстро одержали верх. Собственного говоря, последней каплей была пришедшая в Париж новость, что антифизиократ Жак Неккер (1732–1804) снят с поста министра финансов. Поразительно: Неккер упоминается в почетном списке Карпентера как автор одного из трех самых популярных трудов по экономике.

Мне стало очевидно, что тип экономического мышления, к которому сегодняшние богатые страны прибегали в период своего перехода от бедности к богатству, утерян. Благодаря повсеместному отсутствию интереса к избранной мной теме и помощи небольшой группы букинистов мне удалось собрать материал, иллюстрирующий эту ныне забытую, но от этого не менее актуальную экономическую логику. Теории, которые когда-то помогли богатым странам разбогатеть, исчезли из современных учебников и практической экономической политики, но одновременно с этим тексты, в прошлом породившие успешные экономические стратегии, исчезали из библиотек. Похоже, генетический материал мудрости прежних времен намеренно Уничтожался. Библиотеки крупных университетов США придерживаются правила, что хотя бы в одной из них должен храниться один экземпляр каждой книги, но и эта стратегия не лишена риска[12]: известны случаи, когда Библиотека Конгресса «теряла» свой экземпляр. Когда единственный известный экземпляр книги немецкого экономиста XVIII века Иоганна Фридриха фон Пфайффера (1718–1787) был утерян из библиотеки Гейдельбергского университета во время Второй мировой войны, решили, что в Германии не осталось ни одного ее экземпляра[13].Тем приятней было мне несколько лет назад обнаружить уцелевший том.

В недобром 1984 году Библиотека Бейкера при Гарвардском университете решила избавиться от книг, которые за последние 50 лет никто не запрашивал. Среди этих книг оказалась почти вся коллекция Фридриха Листа (1789–1846), важного немецкого теоретика промышленной политики и теории неравномерного развития. Один бостонский букинист сообщил мне, что купил у Библиотеки Бейкера книги, которые, как он выразился, «как будто специально для тебя продавались». Они пополнили мою коллекцию. Десять лет спустя я навещал гарвардского профессора, работавшего над сравнением идей Адама Смита и Фридриха Листа. Когда он пожаловался мне, что в Библиотеке Бейкера не хватает материала по Листу, я рассказал ему, куда делись эти книги. Чтобы не быть голословным, я послал ему титульные страницы необходимых ему книг, на которых красовались аккуратные штампики с логотипом Гарвардского университета: «Списано».

Аналогичным образом в 1970-е годы Нью-Йоркская публичная библиотека решила перевести в формат микрофильмов всю коллекцию памфлетов[14], и все оригинальные материалы были отправлены в макулатуру. Каким-то чудом их спас коллекционер Майкл Зинман. Через 20 лет их обнаружили в его сарае в нью-йоркском районе Ардсли. Мне сообщил об этом знакомый лондонский букинист. Мы с моей женой-библиотекарем провели в общей сложности 4 дня, роясь в куче из 170 тыс. памфлетов, с которых для удобства сканирования были срезаны корешки. Примерно 2300 памфлетов мы увезли домой. В них была вся история экономической политики США начала XIX века: сотни речей, произнесенных в сенате и палате представителей (каждая была издана отдельно) и тысячи документов, повествующих о том, что происходило в стране, пока Соединенные Штаты продвигались от бедности к богатству. Несколько ценных памфлетов и первые издания Давида Рикардо, также отправленные в макулатуру, кто-то уже забрал, но для меня они не представляли интереса, так как эти тексты много раз переиздавались. Настоящими сокровищами были для меня неприметные тексты дебатов об экономической политике не только в США, но и в дюжине других стран, написанные на разных языках. Эта дискуссия не отражена ни в экономической истории США (как правило, написанной в исторической традиции «особого предназначения США»), ни в истории экономической мысли. Только небольшие ее отрывки можно найти в исследованиях, посвященных истории американской политической мысли. Риторика и идеология во многом заслонили от американцев их собственное прошлое.