Трахни меня! - Виржини Депант

Третий велит Маню перевернуться и требует:

— Жопу вытри, в ней земли полно.

Она глядит на землю, на траву, видит кровь, которая вытекла, когда ее ударили по носу. Второй, стоящий рядом, смотрит на них. Тот, кто вонзился в ее задницу, жалуется:

— Словно труп трахаю.

Второй добавляет:

— Даже не заплакала. Блядь, какая она после этого женщина?

Она смотрит на говорящего, переворачивается и через плечо бросает взгляд на второго. Потом улыбается:

— Как ты думаешь, что у тебя между ног болтается, мудак?

Парень выдергивает свой член. Промолчать надо было. И что это ей вздумалось встрять? Самый мелкий из троицы, тот, что в мокасинах, говорит:

— Даже желание пропало, такие противные паскуды. Вот дерьмо.

Они торопят третьего — хотят смыться и поискать других девочек, более подходящих. Эта парочка годится лишь для бомжей и бродячих псов.

Маню лежит на животе. Все кончилось. Она ощущает боль в спине и коленях. Неужели действительно обошлось? Она жива. Они собираются уезжать. Голова болит тоже. Языком ощупывает качающийся зуб.

Парни натягивают брюки. Возвращаются к машине. Маню осторожно переворачивается на спину. При движении не ощущаешь особой боли — значит, ничего не сломано. Она смотрит в небо. Слышит, как рядом стонет Карла — ей хочется блевать. И грудь побаливает… Мать их, за что они ее били, ведь она не сопротивлялась? Она слышит, как Карла шмыгает соплями. Жаль, что она здесь, нет желания разговаривать ни с кем. Карле удается выговорить:

— Как ты могла вести себя так? Почему позволяла делать с собой все что угодно?

Маню сразу не отвечает. Она чувствует, что Карла презирает ее чуть ли не больше, чем насильников. Как она могла вести себя так? Ну ни хуя себе…

Она слышит рев двигателя. Обошлось. Она говорит:

— По мне так лучше. Мы живы, и хорошо. Это пустяки по сравнению с тем, что они могли сделать, — подумаешь, оттрахали…

Карла срывается на крик — у нее сдали нервы:

— Как ты можешь такое говорить?

— Я могу говорить такое, потому что мне плевать на их жалкие задроченные члены. В моей пизде кто только не гостил, и мне на них насрать. Это как машина, которую оставляешь на стоянке. Ничего ценного не клади в салон, если не хочешь, чтобы ее вскрыли. Дырка моя — но я не могу помешать всяким мудакам лазить в нее, поэтому я там не оставила ничего ценного…

Она смотрит на Карлу — у той вся морда в синяках. Она не в силах говорить. У нее перехватило дыхание. Она вот-вот взорвется. Маню спешит поправиться. Главное — успокоить ее, чтобы избежать истерики:

— Прости, я не хотела тебя обидеть. Такое случается… Мы всего лишь девушки. Теперь, когда все кончилось, сама увидишь, станет легче.

Карла склонилась над ней: из рта и носа течет кровь, правый глаз затек, из-под синяка льются черные от туши слезы. Губы дрожат.

— Как ты могла вести себя так?

Она поворачивается и направляется к все еще стоящему автомобилю. Она трясет кулаками, плачет и поносит насильников. Кричит:

— Сучьи дети, не думайте, что я такая. Вы ответите за все, вы ответите за все!

Машина срывается с места и сбивает ее. Маню до сих пор не понимает, откуда у нее взялись силы взбежать вверх по откосу. Как она увернулась от машины и выскочила на улицу.

Он закрыл дверь и тут же схватші Надин за задницу. И жалобно заныл:

— Ты же знаешь, я предпочитаю, чтобы ты звонила снизу, ведь сын может еще быть дома.

На столе пачка купюр. На бежевой клеенке с дырками от сигарет и коричневыми кругами от кастрюль, стоявших на ней без подставки.

Надин смахивает деньги в сумку, снимает пиджак и расстегивает юбку.

Он гасит свет, но не выключает ящик. Снимает брюки, задирает свитер и вытягивается на матрасе, лежащем на полу. Подогнул ноги и улыбается, не сводя с нее глаз. Но улыбается не ей, потому что знает — она ляжет на него и будет делать то, что он захочет. Из-за коротких ляжек и толстого брюха он похож на большую печальную курицу. Он требует, чтобы она не снимала туфель и ласкала себе грудь. Как всегда. Это один из ее самых старых клиентов.

Потом полезет языком ей в рот. Однажды она позволила ему это сделать, и теперь он каждый раз лезет целоваться. Она вспоминает о каком-то романе Буковского, где тот объяснял, что самой интимной лаской для него всегда был поцелуй в губы. Тогда она решила, что это дурацкое заявление. Теперь она поняла. Влагалище далеко от головы, и можно думать о чем-то другом. Другое дело рот, когда в нем чужой язык.

Стоя у матраса, она гладит лобок, а он дрочит, не сводя с нее взгляда. Потом велит ей лечь и забирается на нее.

Убирает волосы с лица — говорит, что хочет видеть ее глаза. Она спрашивает себя, сколько бы он дал, чтобы увидеть ее внутренности. И почему мужики хотят рассматривать баб со всех сторон, словно те что-то прячут от них?

Он терзает ее, обильно потея и шумно дыша. Вонючее дыхание. Поганый старикашка. Он не спешит кончить — ему хочется растянуть удовольствие. А потом у нее на коже останутся волосы с его груди. На экране девица пытается ответить на вопросы неутомимого ведущего, элегантного и остроумного.

Надин машинально двигает тазом. Он что-то бормочет о ее теле и о том, какая она горячая штучка. Хватает ее за бедра, направляя ее, задирает ей ноги и раздвигает ягодицы. Он делает все это, явно демонстрируя, что может пользоваться ею, как хочет. Спрашивает, кончила ли она.

У нее с этим нет проблем, и клиенты обожают ее за это.

Как только он кончает, она встает и одевается. У него слишком грязно, чтобы принимать душ. Он говорит:

— С каждым разом это все дороже и дороже для меня… Видишь, как я живу…

Крысиная нора. Отвратительная. Ей трудно представить, как он живет здесь с сыном. Ей трудно представить, как они сидят за столом и едят. Как выглядит его сын? Знает ли он? И что с усмешкой рассказывает приятелям: «Мой предок платит потаскухе каждый раз, когда я ухожу из дома. Все деньги уходят на нее». Она спрашивает:

— Ты больше не хочешь, чтобы я приходила?

— Хочу, хочу, продолжай приходить. Но было бы неплохо, если бы ты сделала мне небольшую скидку, ведь мы видимся так часто, понимаешь? А потом, эти штуки у тебя на спине. Раньше их не было, надо немного снизить тариф, не так ли? Да и остаешься ты у меня недолго, а мне очень трудно собирать такую сумму.

— Найди девушку подешевле.

— Подожди, ты не понимаешь…

Надин выходит, не дослушав его. Она знает одно — он засранец. Спускаясь по лестнице, она слышит, как он кричит ей вслед, что ждет ее в следующий четверг вечером, что он добудет деньги.