Мой друг Перси, Буффало Билл и я - Ульф Старк

Несмотря на ливень, дедушка стоял на коленях, которые у него вечно болели, и собирал клубнику для торта. Сам он тортов не любил.

И ползать под дождем, мокрый до нитки, тоже.

Ему пора было есть простоквашу.

Мы сидели в бабушкиной каюте и слушали мерное тиканье напольных часов и упрямый стук дождя по крыше. Взрослые собирались пить кофе. А тем, кто до кофе еще не дорос, полагался малиновый сок.

Когда мы уселись за стол, дедушка указал скрюченным пальцем на Перси:

— Ага, так это ты — Перси!

— Да, — подтвердил Перси.

— Говорят, ты хороший мальчик, — продолжал дедушка. — Раз так, налей-ка мне простокваши в тарелку. Простокваша в холодильнике. Тарелка — в шкафу. Ложка — в выдвижном ящике. Сахару я кладу столовую ложку. И побольше имбиря. Банка с имбирем — на полке со специями. Ну, пошевеливайся, парень!

— Есть, капитан, — кивнул Перси, хотя дедушка был всего лишь старшим механиком.

Повозившись немного, он вернулся с полной тарелкой простокваши и отдал честь.

— Не паясничай! — одернул его дедушка. — Заткни-ка лучше рот тортом.

Пока Перси был на кухне, мама поставила в торт свечи и зажгла их. Я задул все с первого раза, как и положено. Теперь можно было загадать желание.

Я знал, что загадаю.

— Ну, что ты себе пожелаешь, Ульф? — спросила бабушка.

— Это же нельзя говорить вслух, а то не сбудется, — напомнил я.

— Но это начинается на П и кончается на Я, а в середине И — так? — сказал брат и постучал ложкой по тарелке.

— Вовсе нет, — отвечал я. — Я загадал паровой каток, чтобы тебя им переехало и только мокрое место осталось.

— Не ссорьтесь, — сказал папа. — Не забывайте: у меня отпуск.

Об этом я думал меньше всего. Я налегал на торт. Мама сама его испекла и украсила взбитыми сливками. Все, кроме дедушки, уплетали за обе щеки. А дед предпочитал простоквашу с имбирем. Вдруг он чихнул, да так, что с торта чуть не слетели клубничины. А он всё чихал и чихал. Даже покраснел весь. Под конец он сам стал похож на клубнику: круглое лицо и лысый череп совсем без волос, только у ушей немного осталось.

— Это твоих рук дело? — доев, напустился он на Перси.

— Что?

— Не отпирайся! Кто насыпал мне в тарелку перец вместо имбиря? Ты?

— Да, — признался Перси.

— Он просто спутал, — вступился я. — Он ведь никогда прежде не был у нас на кухне.

— Я не спутал, — сказал Перси. — Я пошутил. Услышав это, дедушка вскочил и уставился на него так, словно хотел просверлить взглядом.

— Ты что, меня не боишься?

— Не-а, — ответил Перси и тоже поднялся.

— Не смей мне дерзить! — заорал дедушка и топнул ногой.

— Вы что, шуток не понимаете? — удивился Перси. Тут дедушка схватил стул и поднял его над головой. Стул был старинный, дубовый, с кожаным сиденьем, резными львиными головами на спинке и львиными лапами на концах ножек.

— А теперь? — гаркнул дед. — Теперь испугался?

— Нет, — сказал Перси.

Тогда дедушка как шарахнет стулом о стол, так что сиденье треснуло. Кофейные чашки и стаканы подпрыгнули, а ножки стула отломились. Брат побледнел. Я тоже. И даже папа.

— Ну? А так страшно? — спросил дедушка в наступившей тишине.

— Нет, — ответил Перси.

Я боялся поднять глаза. Но и взглянуть очень хотелось. Ноздри деда раздувались. Он стиснул зубы так, что вставная челюсть заскрипела. Напудренные дамы на картине над диваном чуть в обморок не попадали. А Перси — хоть бы хны! Стоит себе, задрав голову.

И тут дедушка рассмеялся:

— Черт! А ты не робкого десятка. Пошли в мастерскую, надо стул починить.

Я поплелся за ними следом. У дедушки в мастерской — тысяча инструментов и всяких полезных вещей: пилы, стамески, отвертки, тракторные покрышки, мастерки, кирки, кувалды, тиски, лопаты, цемент, ломы, медная проволока, рулоны толя. Да еще два ящика кривых гвоздей, которые он выпрямлял, когда руки доходили.

Дедушка с Перси склонились над верстаком и принялись прилаживать ножки.

— Ну и грохоту было, верно? — улыбнулся дедушка.

— В жизни ничего громче не слышал, — подтвердил Перси. — Хотите, я здесь саморез ввинчу?

— Ага, давай, — согласился дед.

Они склеивали сиденье. Я тоже помогал. Похоже, дедушка был доволен, что у него теперь два помощника. Когда мы всё доделали, дождь кончился. Над заливом засияла радуга — словно в честь моего дня рождения.

— Ну, славно мы поработали, — сказал дедушка и похлопал Перси по плечу. — Приходи еще, будем вместе гвозди выпрямлять.

— Здорово! Приду, — кивнул Перси.

Когда мы вернулись, Янне стоял на кухне и вытирал тарелки. Он зыркнул на Перси и сделал вид, что разговаривает с двумя мухами, которые жужжали над плитой.

— И с этим придурком придется теперь жить в одной комнате, — процедил он.

Мухи ничего не ответили.

— Да мне по барабану. Я могу спать где угодно, — отозвался Перси. — Я привычный.

— Располагайся в моей комнате, — предложил дедушка.

— Спасибо, — поблагодарил Перси.

Брат за его спиной ухмыльнулся и зажал нос.

Перси попросил меня показать ему окрестности. Ему не терпелось узнать, как всё устроено на острове. Я показал ему наш туалет, где пауки сплели на окнах кружевные занавески. А еще подвал, насос и платяной шкаф, где пахло нафталином и где за старым бабушкиным зимним пальто хранилось настоящее ружье. Потом мы отправились к полуразрушенному лодочному сараю на берегу и осмотрели прогнившую парусную лодку.

— Это папа построил в молодости, — объяснил я.

— Может, приведем ее в порядок? — предложил Перси.

— Да ну, — отмахнулся я, — пойдем лучше к дровяному сараю.

Перед сараем стоял чурбан для колки дров, из которого торчал топор. А внутри был ящик для угля и гора неколотых поленьев.

Когда мы открыли дверь, в глубине что-то блеснуло.

— Что это? — спросил Перси.

— Ты о чем?

— Да вон же, блеснуло.

Я догадался, о чем он. Дедушка не любил вспоминать об этом. Но папа мне рассказал.

— Это всякие штуки, которые дедушка мастерил в подарок для бабушки, когда ходил в море.