Страсти библиотечные - Елена Михайловна Аксенова

ее крепостью. Несмотря на то, что жить в 26 лет с родителями не вполне прилично, Катя верила, что вот-вот выйдет замуж и съедет, а до этого не стоит обращать внимание на условности. Ее зарплаты все равно бы не хватило на приличную квартиру, а переезжать к чужим людям ей не хотелось.

Лена, ее школьная подруга, пожила свое на съемной комнате. Хоть она и была в самом центре столицы, это не делало ее более новой или менее грязной. Типичная советская коммуналка явно отличалась от романтического образа из «Покровских ворот». Хозяева комнат предпочли исторической местности свежий воздух и отсутствие бомжей у стен дома, поэтому благополучно сдали квадратные метры и унеслись на электричках загород. Новые жильцы, люди не очень высоких правил гигиены или попросту те, кто воспринимал это место временным прибежищем, поэтому не сильно заморачивался на тему уборки, развалили когда-то отлаженный быт. Обветшал когда-то терпимый ремонт и все стало настолько заброшенно, что контраст от выхода на улицу резал глаза.

Москва вообще богата на крайности.

В зале с ковром еще советской памяти сидел отец Кати, Федор Игнатьевич. Он вставал на работу всегда раньше на час, чтобы спокойно позавтракать и посмотреть кусочки любимых передач. Кстати говоря, он делал так и по выходным.

– Доброе утро, пап, – девушка потерла сонные глаза и потянулась.

– Во та! Кто у нас тут проснулся! – мужчина с недавно сбритыми усами потирал по привычке место под носом, отличающиеся светлой кожей. – Ты чего вскочила?

– Не спиться, – Катя поставила на кухне чайник и набросала небрежно пару бутербродов.

Папа сидел у телевизора, посмеиваясь над шутками какого-то странного дядьки в костюме балерины, девушка села на диван, вытянув ноги. Да, худыми их явно не назовешь, но они вполне приличные. Интересно, почему Александр Николаевич поехал вместе с Настей? Может, они встречаются, просто не афишируют? Так же бывает, люди не хотят распространяться о личном. Поэтому она и выспрашивала всякую информацию, ревнует. Катя бы тоже ревновала. Она и сейчас ревнует.

– Ты о чем задумалась? – Федор Игнатьевич улыбнулся.

– Да так, по работе, – Катя с папой никогда не говорила о своих симпатиях, хоть они и были близки. Это казалось чем-то неприличным, чем-то вульгарным.

– Как же, – мужчина отхлебнул еще теплый чай. – Я не против, если ты влюбишься на 27 году жизни. Я уже жду этого, честного говоря. Просто ты выглядишь как несчастная влюбленная.

– Ничего такого, пап, – она покраснела до корней волос и сразу же перестала думать о Королеве, опасаясь, что это отпечатается на ее лице.

– Угу, – мужчина почесал несуществующие усы. – Дочка, ты запомни: если парень любит, он специально не обидит.

– А не специально значит может?

– Естественно! Но будет стараться этого не делать. А еще он будет вести себя глупо по началу. Так что не заостряй на этом внимание.

Катя обдумывала услышанное, попивая разбавленный молоком кофе. Собственно, Александр Николаевич вел себя очень даже обычно, ничего странного или смешного она не заметила. Значит он в нее не влюблен. Или еще не понял этого. Или нечего тут понимать.

– Пап, а как ты осознал, что любишь маму? – она повернула к нему свое все еще детское, как ему казалось, лицо.

– Я это всегда знал, – Федор Игнатьевич потрепал ее по щечке и улыбнулся. – Это понимаешь сразу же или не понимаешь никогда.

Да уж, то же самое говорили все старинные романы о любви и великие драмы. Но с каждым годом Катя все меньше верила, что брак – это соединение родственных душ, все больше понимала, что это компромисс двух «я».

На улице снова был дождь, но, несмотря на ранний подъем, девушка не стала краситься. На работе теперь был кое-кто, у кого стоило поучиться искусству макияжа, поэтому воевать с врагом на его же поле, значило поражение.

Катя Васильева никогда не была нимфеткой, как выражалась Вера Ивановна. Она была обычной девушкой, умной, как ей казалось и вполне серой. Таких обычно замечают спустя долгие годы общения, к ним привыкают, с ними дружат. Эта совсем не та, на кого обернуться на улице или в метро. И совсем не стоило пытаться быть тем, кем она не являлась. Ей ведь самой это было не нужно.

Вера Ивановна за стойкой совершала традиционный ритуал, когда Катя вошла в помещение. На ней были самые будничные джинсы и огромный свитер, доходящий почти до колен.

– Катерина, привет! Во сколько сегодня у тебя занятие? – женщина отодвинула трубку, но так, чтобы Зинаида Юрьевна на другом конце провода все прекрасно слышала.

– В 2 часа придут, сразу после уроков.

Катя скрылась в читальном зале, а Вера Ивановна довольно прокрутилась на стуле.

– Ты все поняла?

– Конечно! Выпру Игорька из дома прямо к тебе! – в трубке послышался громкое хлюпанье, Зинаида Юрьевна отпила утреннего чаю. – Ты не поверишь, вчера пришел и весь вечер как завороженный. Думаю, влюбился он в твою Катерину, как пить дать!

– Ну! – Вера Ивановна довольно пригладила мохнатую кофту и не заметила промчавшегося в свой кабинет директора. – Помнишь, «в доме моей тети»? Прям оттуда будто сюжет взяли! А мы с тобой…

– Как Галина и Ирина, я тоже смотрела этот сериал!

Дальше разговор пошел в обычном, скучном для обывателя ключе. Там были светские сплетни, тайное восхищение упругой попкой Валерочки Леонтьева и сериальный план на будущую неделю.

Время до обеда прошло так быстро, что Катя только убрав книгу осознала, что половина дня прошла мимо. А еще за первым столом, прямо у заготовленной доски сидел Игорь и почему-то странно смотрел на нее.

– Привет, – девушка опустила ноги и влезла в кеды. – Ты не похож на пятиклассника.

– Я просто выгляжу старше, – он нервно подернул бровью. – Я пришел посмотреть на Крупскую. В смысле, на ее фотки. В смысле, ты поняла, Кать.

– Да, – девушка перебрала в памяти все 2 минуты их прошлого общения, так и не смогла вспомнить, когда и как называла свое имя. Может, Вера Ивановна? Она всегда высказывается не к месту. – Но тут скоро занятие будет, тебе не сказали?

– Ээээ, – вот к тому Игорька не готовили. В его маленькой голове, стриженной под ежик, быстро раскидывались папки со всевозможными стандартными ответами и шутками. Он молчал.

– Ты можешь остаться, если тебе не помешает. Не подумай, что я тебя выгоняю.

Вот она, та самая черта Катиного характера, которую обожали окружающие и ненавидела она сама. Дипломатичность. И кто бы знал, чего ей стоили эти сделки с собственными желаниями во имя других! Каждый раз, когда вместо вечера у телевизора,