Теневые игры - Ксения Чайкова

- Старшие?! - искренне захохотала я,- Ой, только не смеши меня, Торин! Лет-то тебе, может, и больше, а вот по жизненному опыту и приспособленности к этому миру я тебе сто очков вперед дам! Так о чем ты хотел со мной поговорить?

Аристократ надулся, раскрыл было рот, многозначительно выдал звук "А-а-а", но тут подоспел официант с его заказом. Торин облегченно замолчал, пристально глядя, как умелый работник тарелок и подносов на наших глазах опрокидывает бутылку вина на кусок какого-то мяса, а потом ловко поджигает всю эту композицию, тут же вспыхнувшую высоким светло-оранжевым пламенем с непередаваемым ароматом горелого. Я невольно сморщила нос, Тьма зашевелилась и брезгливо дернула хвостом, словно дивясь людской бестолковости, из-за которой был испорчен такой замечательный кусок мяса. Я, честно говоря, была вполне солидарна с демоном, не понимая, какое удовольствие можно находить в обуглившихся, пропахших алкоголем ломтях полусырого мяса, нашпигованного травами и пряностями.

Но, как выяснилось, это были еще цветочки. Ягодки проявили себя во всей красе, когда официант гордо водрузил на стол между нами большое блюдо с холодными закусками. Я подозрительно глянула на лежащие на нем деликатесы и обреченно зажмурилась, искренне надеясь, что все это мне привиделось.

Дары моря в Каленаре всегда стоили дорого - сказывалась немалая удаленность столицы от этого самого моря. Поэтому всевозможные клешнятые, ногастые, хвостатые и пучеглазые гады были пищей богачей и аристократов. Что сливки нашего общества находили в этих жутковатых тварях, которыми только непослушливых детишек темными вечерами стращать, - лично для меня загадка. По мне, так к подобным созданиям лучше не приближаться во избежание ночных кошмаров и раннего поседения. Но наша знать придерживалась иного мнения. Уже лет десять в Каленаре считалось особым шиком этак небрежно бросить при встрече со знакомым: "Вчера в ресторане устриц ел. До чего же хороши!"

Я всевозможных гадов ненавидела всеми фибрами своей души. Мало того что сильнейший аромат водорослей, моря и соли отбивал всякую охоту вновь пробовать всех этих моллюсков-каракатиц, так они еще банально пугали меня своим оригинально-жутковатым внешним видом и выпученными немигающими глазами, затянутыми беловатой пленкой. А меня, успевшую повидать немало и всякого, устрашить было довольно сложно.

Торин же, решив продемонстрировать свою щедрость и богатство, заказал устриц. Похожие на грязные камни раковины еще на расстоянии в десяток шагов вызвали у меня невольное содрогание - уж слишком хорошо я знала, что скрывается под такой непрезентабельной оболочкой. А уж когда аристократенок аккуратно открыл одну из раковин, я и вовсе почувствовала, что готова бежать, не чуя под собой ног.

У каждого свои бзики. Я вот не переносила моллюсков и ужасно боялась лягушек. Хорошо еще, что у нас хоть не додумались жарить их задние ножки, как принято в лучших домах Толкана!

Официант, едва дыша от почтения, бережно наклонил над бокалом Торина высокий глиняный кувшин причудливой изогнутой формы с болтающейся на горлышке большой сургучной печатью. В изящный хрустальный фужер хлынуло дорогое темно-синее альмовское вино, бросающее почти черные отблески на скатерть и распространяющее тонкий аромат. Да, это вам не то кисло-соленое издевательство, коим потчует своих посетителей Жун! Аристократенок отпил маленький глоточек, посмаковал и согласно кивнул, одобряя. Работник ресторации, чуть не переломившись в поясе от восторга, оделил вином и меня, причем сделал это так медленно и осторожно, словно синяя жидкость была каким-то сильным магическим зельем и могла взорваться в любой момент. Тьме, после некоторого колебания, было предложено серебряное блюдце с тем же самым дорогущим альмовским пойлом. Правда, вонато, никогда не жаловавшая алкоголь, величественно не заметила этого подношения.

Торин смотрел на меня обиженно и непонимающе. Ну да, конечно, он же заказал такой роскошный и элегантный ужин, а я и не подумала притронуться ни к закускам, ни к горячему, ни даже к вину. Демоны бы побрали идиотский обычай, бытующий уже Мрак знает сколько лет - мужчине выбирать ужин для двоих, потому как в девяти случаях из десяти представитель сильной половины человечества забывает поинтересоваться гастрономическими предпочтениями своей спутницы!

- Так что ты хотел поведать мне, Торин? - в третий раз поинтересовалась я, стараясь не смотреть на моллюсков, которые, казалось, шевелились в своих раковинах, всячески стараясь избежать предстоящего им варварского поедания.

- Я… Ну короче, вот.- Лорранский, не сумев подобрать нужных слов, просто вытянул над столом руку и разжал пальцы, демонстрируя мне лежащий на ладони небольшой предмет. Я бросила на него быстрый взгляд и едва не упала со стула.

- Нет! Этого не может быть!

К сожалению, могло. И было.

На холеной ладони аристократа, никогда не знавшего тяжелой физической работы и долгих упражнений с оружием, слегка поблескивал серовато-голубой многогранник размером с ноготь на мизинце. Кристалл легкой победы.

- Откуда это у тебя? Откуда? А ну отвечай!

Я и сама не сразу сообразила, что в жесточайшем приступе паники и испуга вскочила, сгребла Торина за воротник, чем вынудила встать и его, и теперь немилосердно трясла бестолкового Лорранского над столом, словно надеясь, что правдивый ответ выпадет из него сам собой. Бедный аристократ клацал зубами, таращил глаза и невнятно мычал нечто протестующее. Лицо его постепенно наливалось синевой, как предгрозовое небо, и вскоре я поняла, что еще чуть-чуть - и графенок, удавленный собственным воротником, унесет тайну появления проклятого кристалла с собой в могилу. Тьма подбадривающе зашипела, подпрыгивая на спинке стула, как наездник-недоросток на слишком большой лошади, но я уже поняла, что подобные методы дознания ни к чему хорошему не приведут.

Хватку пришлось ослабить, а там и вовсе разжать - на нас стали обращать слишком уж пристальное внимание. Впрочем, от недостатка оного наша более чем колоритная и вызывающе выглядящая парочка не страдала с самого начала.

Торин, беспомощно тараща на меня совершенно круглые испуганные глаза, кулем свалился на стул, держась за горло и беззвучно разевая рот.

- Прости. Я не хотела тебя так пугать. Но все-таки: откуда у тебя эта гадость?

Торин перестал синеть и начал зеленеть. Потом краснеть. Потом белеть. Я некоторое время понаблюдала за последовательной сменой цветов его аристократического личика, затем взяла бокал и начала медленно, как обморочного или малолетнего, отпаивать графеныша вином, сопровождая сии нехитрые мероприятия реанимационного характера еще и тихими устными увещеваниями:

- Успокойся, Торин, все хорошо. Я правда не хотела причинить тебе вред. Да мне это и не удалось - ты же не помер, а просто сильно напугался. Ну давай, будь хорошим фафом, выпей вина, съешь устричку и расскажи мне честно, толково и внятно, откуда у тебя этот кристалл.

Лорранский, однако же, на эти агитации не поддался: головой кивал, вино глотал, но отвечать на поставленный вопрос отказывался категорически и хранил гордое неприступное молчание, как захваченный в плен командир эльфийского отряда партизан. Я постепенно зверела и ворковала все слаще, чтобы ни в коем случае вновь не напугать нервного и впечатлительного фафенка, и пыталась сообразить, что предпринять, если Торин упрется бараном и наотрез откажется давать объяснения. Ясное дело, оставлять кристалл у него нельзя - стоит только вспомнить, какая грызня развернулась за них пару месяцев назад, и сразу становится ясно, что такой опасный предмет нужно держать подальше, во всяком случае - от рассеянного, вздорного, не шибко умного аристократеныша, способного по недомыслию выложить все свои планы потенциальному врагу или реальному сопернику.