Никто, кроме нас! - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
– …много – охер…ть…
Это был не доклад. Даже не его подобие. Это был просто веселый и беспорядочный гомон. Но Верещагин не прерывал его. Он еще расспросит всех троих – как следует и о том, о чем нужно. А пока…
Пока он просто стоял и улыбался, слушая, как галдят мальчишки.
* * *
Бла-бла-бла на чудом работающем в побитой «Нокии» диктофоне оказалось трепом двух часовых-янки – о бабах. Но, что интересно – янки. Значит, морскую пехоту не отвели в тыл. К чему бы это?
Верещагин отложил диктофон и с удовлетворением посмотрел на карту, испещренную обозначениями. Был практически полностью разведан квартал между улицами Владимира Невского, Жукова, Лизюкова. И это сделали трое тринадцатилетних пацанов! Эх, Клим, Клим…
Жестокая, свирепая улыбка прорезала лицо надсотника. Институт искусств – а в нем штаб польско-хорватской бригады… Верещагин посмотрел на часы. Пашка на своем скутере уехал в штаб десять минут назад. Ну, погодите, братья-славяне, предатели хреновы – через полчасика на ваши головы ухнут 203-миллиметровые фугасы двух резервных «Пионов». Тогда вы – если уцелеете – поймете, каково тем несчастным рядовым, которых вы гоните на наши стволы во славу своих заморских хозяев. Надеюсь, вы не сдохнете сразу, а помучаетесь с оторванными руками-ногами…
– Кто? – поднял он голову, услышав шаги – слишком осторожные для дружинника. – Кто там?
– Я… можно?
Мальчишеский голос… Со света Верещагин не сразу различил лицо, но голос узнал сразу.
– Заходи, Дим, – сказал он, ногой выдвигая стул, на котором обычно сидел Пашка.
Но вошедший мальчишка покачал головой. Верещагину показалось, что он очень взволнован – и уж точно бледен.
– Что случилось? Что-то с мамой?!
– Нет… – вновь помотал головой мальчишка. – Я хотел… – он очень смутился, тяжело задышал. – Я хотел…
– Да не волнуйся ты так! – надсотник вдруг понял, что забеспокоился, и удивился тому, что еще может это – беспокоиться из-за одного человека. – Что случилось? Говори спокойно.
– Я прочитал книгу… – Димка выложил на стол растрепанный томик. – Вот…
– О-о-о… – лицо Верещагина вдруг стало таким, как будто он повстречал старого знакомого. Надсотник взял книгу, покачал ее на ладони. – «О вас, ребята!». Я ее очень любил. И издание было точно такое…
– Правда?! – обрадовался Димка. – Ну, тогда… – он опять сбился, раздраженно мотнул головой и решительно продолжил: – Я тут в одну комнату пролез, там стена рухнула… тут, в школе. Там разная пионерская атрибутика… – непринужденно употребил он это слово. – Ну, и книги… Вот я ее прочитал. Я читать люблю… И еще я нашел… – он полез под куртку-ветровку с надписью «Mongoos» и достал…
Надсотник ошалело моргнул, не веря своим глазам.
В руках у мальчишки был красный галстук – неожиданно яркий в свете керосинки.
– Это пионерский галстук, я теперь знаю… – сказал Димка. – Они там. В ящике в одном. Я… – он опять сбился. Надсотник молчал, держа руку на книге, лежащей на столе – как будто собирался в чем-то клясться на Библии. – Я хочу… – мальчишка выталкивал слова, как через узкое стеклянное горлышко – звенящие и редкие. – Я хочу, чтобы… чтобы я не просто так был… а чтобы…
– Я понял, – сказал Верещагин. В глазах его – широко распахнутых, в красных прожилках недосыпа и страшной усталости – было недоверие, изумление и… и еще что-то. Может быть – восторг? Или даже преклонение?
– Вы же были пионером? – спросил облегченно Димка.
– Я был плохим пионером, – покачал головой Верещагин. – Вернее… никаким.
– Ну… пусть, – Димка шагнул вперед, протягивая галстук на вытянутых руках. – Вот… пожалуйста.
Надсотник закашлялся, встал, провел рукой по коротко стриженным седым волосам. Подтянулся. Взял галстук. Димка, не сводя с мужчины глаз, вжикнул «молнией» ветровки, повыше раскатал горло тонкой водолазки цвета хаки.
– Я что-то должен сказать, да? – спросил он. – Там же была… какая-то клятва?
– Была, – кивнул Верещагин. – Но я ее не помню, Дим. Мы все давно забыли свои клятвы… Я не знаю слов…
– Пусть… – шепнул Димка. Глаза его стали упрямыми. – Тогда вы… вы просто придумайте, что мне сказать. Чтобы была клятва. Вы ведь можете. Вы до войны книги писали. Я узнал…
– Хорошо, – и надсотник вдруг вырос и построжал. – Я придумаю клятву. Повторяй за мной. Я, Дмитрий Медведев…
– Я, Дмитрий Медведев… – отозвался мальчишка, вытянувшись с прижатыми к бедрам кулаками.
– …вступая в ряды пионерской организации России…
– …вступая в ряды пионерской организации России…
– …и осознавая взятый на себя долг…
– …и осознавая взятый на себя долг…
– …торжественно клянусь…
– …торжественно клянусь… – мальчишка коротко выдохнул.
– …быть верным Родине, мужественным и честным… – звучал мужской голос.
– …быть верным Родине, мужественным и честным… – повторял голос мальчишки.
– …защищать то, что нуждается в защите, в дни войны и дни мира…
– …защищать то, что нуждается в защите, в дни войны и дни мира…
– …ни словом, ни делом, ни мыслью не изменять Родине…
– …ни словом, ни делом, ни мыслью не изменять Родине…
– …а если понадобится – отдать за нее свою жизнь.
– …а если понадобится… – мальчишка на миг запнулся, но договорил твердо: – …отдать за нее свою жизнь.
– Пусть будут свидетелями моей клятвы живые и погибшие защитники России и моя совесть.
– Пусть будут свидетелями моей клятвы живые и погибшие защитники России и моя совесть.
Надсотник повязал галстук на шею Димке. Побитые, перепачканные гарью пальцы мужчины сделали «пионерский» узел автоматически, заученно, и он невольно улыбнулся.
– Почему вы улыбаетесь? – строго спросил, поднимая голову, Димка.
– Узел, – сказал Верещагин. – Я научу тебя, как его правильно завязывать.
* * *
Он успел уснуть снова, но сон опять нарушили. Зевающий Земцов привел какую-то немолодую женщину, явно не знавшую, как себя вести, и старика – вполне бодрого, подтянутого.
– К тебе, – сообщил Сергей, уходя досыпать.
– Садитесь, – предложил Верещагин. – Хотите чаю?
– Спасибо, – поблагодарил старик, подождал, пока сядет его спутница, но дальше говорила именно она:
– Видите ли… я была директором этой школы. Станислав Степанович, – старик кивнул, – ветеран войны, он работал консьержем в одном доме… – Женщина откашлялась. – Вам не кажется, что это неправильно, происходящее сейчас? – Увидев, что Верещагин иронично улыбнулся, женщина поправилась: – Я конкретно о ситуации с гражданским населением. Дети не учатся…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!