Немые голоса - Энн Кливз

Вера повернулась к молодому человеку:

– А ваши родители? Как они отнеслись к перспективе столь ранней женитьбы?

Он слегка пожал плечами:

– Они были не в восторге. Но они бы с этим примирились.

– Мать Саймона – сноб, – сказала Ханна. – Дочь соцработницы – не совсем то, что она для него желала.

Она улыбнулась, чтобы показать, что не в обиде.

Наступило молчание. Вере казалось, что они все словно сговорились избегать разговоров об убийстве Дженни Листер. Им хотелось ненадолго притвориться, что ничего ужасного не случилось, что самое страшное в их жизни – небольшое недовольство родителей их ранней помолвкой.

– Когда ты в последний раз видела маму? – спросила Вера, не меняя своего тона любопытной соседки.

– Сегодня утром, – ответила Ханна. – За завтраком. Я встала рано, чтобы выйти вместе с ней. У меня пасхальные каникулы, но я хотела серьезно подготовиться к выпускным экзаменам. Доказать родителям Саймона, что у меня есть мозги, даже если я планирую пойти в художественное училище, а не в модный универ.

– Она говорила о своих планах на день?

– Да, она собиралась поплавать перед работой. Ей не нужно приходить к девяти, потому что она часто засиживается допоздна.

– Ты не знаешь, у нее были какие-то конкретные планы? – Вера подумала, что скорее выяснит время смерти, если узнает, когда Дженни пришла в фитнес-клуб, чем если будет полагаться на оценку патологоанатома.

– Кажется, в половине одиннадцатого состоялась какая-то встреча. Она курировала одного студента, и у нее был с ним запланированный сеанс.

– Где именно работала Дженни?

– В управлении социальной защиты населения в Блайте.

Вера посмотрела на нее, немного удивившись.

– Так далеко ездить каждый день!

– Она не возражала. Говорила, хорошо, когда есть дистанция между ней и работой. И, в любом случае, у нее были дела по всему графству, так что иногда ездила далеко.

На мгновение воцарилось молчание, затем Ханна посмотрела прямо на Веру.

– Как она умерла?

– Я не могу сказать точно, милая. Нужно подождать результатов вскрытия.

– Но вы наверняка знаете.

– Думаю, ее задушили.

– Никто не стал бы убивать мою маму. – Девочка говорила с уверенностью – с той же уверенностью, с которой она заявляла о своей любви к мужчине, сидевшему рядом с ней. – Наверняка это ошибка. Или какой-нибудь психопат. Моя мать была хорошим человеком.

Покидая дом, Вера думала о том, что не совсем понимает, что имеется в виду под «хорошим человеком».

Иногда Джо Эшворт думал, что он – святой, раз терпит Веру Стенхоуп. Его жена точно считала его чокнутым – мириться с вечерними переработками, ранними подъемами, срочными вызовами в дом к Вере на холмах. «Если у нее нет никаких семейных обязанностей и вообще никакой жизни, кроме работы, это не значит, что ты можешь все бросать и бежать к ней». Эшворт попытался обернуть это в шутку: «По крайней мере, ты можешь быть уверена, что у нас с ней нет интрижки». Вера была на двадцать лет его старше, тучная, с кожей, изуродованной экземой. В ответ жена нахмурилась и посмотрела на него поверх кружки с горячим шоколадом, который готовила каждый вечер, чтобы лучше спалось. Ей набор веса не грозил. Она только недавно перестала кормить малыша, и дети не давали ей засидеться. «Может, ты и не увлечен инспектором, но у нее могут быть на тебя виды!» На это он рассмеялся, хотя от этой мысли ему стало не по себе. Иногда начальница смотрела на него в упор из-под полуприкрытых век, и он спрашивал себя, о чем она думает в этот момент. Она когда-нибудь вообще занималась сексом? Об этом он не смог бы ее спросить, хотя ее вопросы к нему иногда были личными, почти грубыми.

Итак, она оставила его за главного в фитнес-клубе и отеле, а сама свалила в долину Тайна, чтобы разузнать о личной жизни жертвы. Совершенно не ее задача. Она могла бы предоставить это младшему члену команды. Периодически жена предлагала ему податься на другую должность – если не ради повышения, то хотя бы ради развития и опыта в другом месте. В такие моменты Эшворт думал, что это разумное предложение.

В холле отеля, который наконец опустел, он увидел Лизу – молодую девушку, которую Вера позвала на помощь. Все посетители фитнес-клуба дали показания и разошлись, на двери отеля висело большое объявление, гласившее, что клуб закрыт на сутки «по непредвиденным обстоятельствам». Он считал, что Вера повела себя эгоистично по отношению к Лизе, заставив ее смотреть на тело в парилке, только чтобы выиграть пару минут для опознания. Непрофессионально и жестоко.

Холлом заведовала молодая женщина с польским акцентом. На ней было черное платье и туфли без каблука.

– Принести вам что-нибудь?

Он спросил Лизу, не хочет ли она кофе, и, когда ее латте с небольшими круглыми печенюшками на тарелке был готов, Лиза села и наклонилась вперед, обхватив стакан руками. На верхней губе застыла молочная пенка. Наверное, она заметила, что он на нее смотрит, покраснела и стерла пенку носовым платком.

Холл выглядел как гостиная в одном из исторических особняков, сдаваемых в аренду, в которые его возила жена, пока у них не появились дети. Полированный паркет из темного дерева на полу с квадратным ковром по центру. Ковер был красный, плетеный, почти такой же жесткий, как сам пол, настолько изношенный, что в некоторых местах рисунка не было видно совсем. На стенах висели картины в больших золоченых рамах. В основном портреты: мужчины в париках, женщины в длинных платьях. Большие кожаные диваны у стен и стулья с ситцевой обивкой вокруг столиков с хрупкими ножками. С одной стороны находился огромный камин. Сегодня его не топили, и большие радиаторы тоже стояли холодные, так что в помещении было прохладно. В воздухе пахло пылью.

Остатки кофе и сэндвичей для пенсионеров лежали на белых фарфоровых тарелках, расставленных по столам рядом с кофейниками и мисками с кусковым сахаром. На полу валялись крошки. Из другого конца холла женщина средних лет начала убирать грязную посуду.

– Спасибо, что остались, – сказал он.

К этому времени смена Лизы уже должна была закончиться. Они сидели в углу, и его слова, казалось, разносились эхом вокруг.

Она подняла на него глаза.

– Все в порядке.

– Погибшую женщину звали Дженни Листер, – сказал он. – Вам это о чем-то говорит?

Она покачала головой.

– Она никогда не приходила ни на одно из моих занятий. Но я чаще всего провожу растяжку для женщин за пятьдесят, а она выглядит помоложе.

– Да, – ответил он. – Простите, что начальница заставила вас на нее смотреть.

– И она не выглядит такой уж старой, – продолжала Лиза. – Возможно, она ходила на занятия Натали для матерей и новорожденных. Мы нередко встречаем мам за сорок в последнее время. Спросите у нее.