Любовь Полищук - Анна Ярошевская

Люба была счастлива. Ее карьера интенсивно стремилась вверх. Она работала в театре, который обожала. Бесконечные предложения ролей в кино не давали ей покоя. Учеба в Гиттисе, хоть и заочная, тоже отнимала немало времени. Люба разрывалась. А дома ее по-прежнему ждал маленький Леша. И хотя ей удалось скопить немного денег и купить для них небольшую квартирку, она не могла смириться с постоянным одиночеством сына. Люба понимала, что она не может везде и всюду таскать за собой ребенка и собаку. Это было невозможно физически. И тяжело это было как для Любы, так и для мальчика. Но отказаться от успешной карьеры ради сына она тоже не могла. Потому что ей нужно было зарабатывать деньги, чтобы обеспечить себе и сыну хорошую жизнь.

Мужчины рядом с Любой не было. Точнее, мужчины были. Было много мужчин. Но не было среди них того, кому она могла отдать свое сердце, доверить своего сына и себя. Да и не многим из них это было нужно. Любин «довесок» — маленький Леша — отпугивал от Любы большинство мужчин, с которыми она пыталась построить отношения. Иными словами, поддержать Любу и помочь ей финансово было некому.

И Люба стояла на пороге принятия самого тяжелого решения в ее жизни. Решения, которое она никогда не сможет себе простить. Решения, которое никогда не сможет простить ей ее сын. Решение отдать Лешу в интернат. Другого выхода Люба не видела.

— Лешенька, не плачь, это все временно. Вот как только все устроится, как только наладится, я тебя сразу же заберу! И будем жить с тобой вместе очень счастливо. И собачку снова заведем… — успокаивала плачущего сына Люба.

Но Леша ревел навзрыд. Он не хотел в интернат. Даже на время. И собаку свою, своего друга, он тоже отдавать никому не хотел. Но выбора у него не было. Проворочавшись всю ночь, наутро Люба взяла Лешу и отвезла его в столичный интернат. Позже она будет стараться часто навещать сына. Но плотный гастрольный график будет этому очень мешать. А забрать сына насовсем у нее получится очень и очень нескоро.

Коктебель. Студенческая группа решила организовать пикник на вершине горы Карадаг. Люба карабкается наверх по узенькой тропке, нависшей над обрывом. Вдруг начинается сильный шторм, поднимается ветер, высокие волны буквально захлестывают тропку, по которой шла Люба, сбивая с ног. Люба растерялась, с перепуга заторопилась и сорвалась со скалы в море. Конечно, сильно расшиблась. Кое-как ее доводят до поселковой поликлиники, где Любе оказывают медицинскую помощь. Люба выходит из поликлиники, и ее взор останавливается на стоящем по соседству домике, буквально утопающем в цветущем саду. Его красота мистически и загадочно манит Любу к себе. Люба приближается к дому… и просыпается.

Этот сон Люба видела очень часто. И он не был беспочвенным и необъяснимым. Эта история случилась с ней в жизни, во время одной из студенческих поездок. История была неприятная, но все обошлось. Поэтому Люба совершенно не могла понять, почему ее до сих пор беспокоят эти сны. И этот дом. Зачем она к нему идет? Что она хочет в нем найти? И существует ли он вообще в реальности? У Любы даже проскакивала мысль снова посетить это место. И если бы в ее жизни было время на что-то, кроме работы — она бы непременно так и поступила. Отправилась бы к этому месту и выяснила для себя, есть ли там этот домик и что в нем такого особенного. Но времени у Любы не было. И поэтому ей было абсолютно не до суеверий и странных снов.

Одновременно с напряженной работой в театре, Люба в 1985 году заочно заканчивает актерский факультет Государственного института театрального искусства (ГИТИС) имени А. В. Луначарского. Совершенно ее стихией оказалась «Соломенная шляпка». Настоящий канкан, пенящееся радостью зрелище. Как гостеприимная парижанка, она распахивала перед зрителями красоту Елисейских Полей, Лувра, Площади Конкорд, превращалась в светскую львицу баронессу де Шампиньи, вздыхающую по знаменитостям, в танцовщицу «Мулен Руж» и даже в караульного опереточного солдата. Любу всегда притягивали полярные характеры и типы. В обозрении «Примеры из жизни» она играла немолодую, затюканную жизнью женщину. В течение десятилетий эта женщина безуспешно обивает пороги горисполкома, прося выселить ее из дома, под которым с войны лежит неразорвавшаяся бомба. Здесь Любе надо было выключить все крайние регистры, микшировать все краски. И поймать верную интонацию, жест. Вскоре после этой роли, Люба встретила в электричке очень интересного персонажа. На сидении сидела женщина. Она держала очень большую авоську на руках и смотрела как-то тускло, в никуда. Подъезжая к Москве, чуть встрепенулась. Достала из сумочки помаду и без зеркальца стала кружить ею по губам.

Люба продолжала играть в Театре миниатюр. А вот в кино начались проблемы. И хотя Люба не очень любила себя как киноактрису, дефицит хороших ролей в кино огорчал ее. Ей предлагали только какие-то эпизодические роли или те роли, которые она совсем не хотела играть. А вскоре дело стало еще хуже. Ее, молодую, красивую, талантливую двадцатишестилетнюю актрису, отлучили от кино. И это изгнание растянется на долгие семь лет. Затем Люба вернется на большой экран. Но сейчас она об этом не знала. И эта ситуация больно и глубоко ранила ее душу.

Характер у Любы был достаточно скверный, и она об этом знала. Еще с самого детства ее бушующий темперамент не давал покоя ни ей, ни ее родителям. Но она никогда не могла подумать, что именно он, ее темперамент, сыграет с ней такую злую шутку. Немногие любили работать с Любой. Одного из режиссеров даже в дрожь бросало от одной ее фамилии — Полищук. Он краснел до кончика носа и буквально взрывался:

— Не смейте мне даже кинопробу показывать! Не хочу это видеть! У Полищук несоветское лицо! Забудьте про Полищук! Найдите мне нормальную актрису! — исходил пеной он.

И видимо, такая репутация не прибавляла Любе авторитета. Режиссеры сторонились ее. Последним случаем стал ее взрыв, когда ей не удалось получить роль. Тогда у Любы была замечательная проба, ей пообещали одну из главных ролей в фильме. Вдруг, за три дня до начала съемок, выясняется, что режиссер отдал эту роль кому-то из своих дам. А Любе — проходной эпизод. Люба не пришла на съемку принципиально. Ее вызвали в актерский отдел. Начальник так гневно смотрел на Любу, что, глядя на него, она понимала — он ее не поддержит и не поймет. Просто не поймет. Потому что Люба не собиралась ни заискивать с ним, ни трепетать перед ним. Подумать только! Ее осчастливили, дали такую возможность — сняться на «Мосфильме». А она не просто отказалась, она не явилась на съемку.

— Что Вы себе позволяете?! Что Вы из себя народную артистку строите? — не унимался начальник. — Я имею право запретить Вам сниматься не только на «Мосфильме», а вообще на всех студиях Советского Союза в течение семи лет!

Конечно, у Любы все внутри застыло. Она вообще не могла понять, почему, когда люди разговаривают с тем, от кого хоть в малейшей степени зависят, у них в глазах сразу появляется какое-то рабское выражение? Даже перед гаишником. Ну, остановил он тебя, что же сразу трястись? Особенно ее это возмущало в мужчинах. Но сама она такой не была.

— Жила без кино до двадцати шести лет и дальше проживу! — бросила в ответ она. А на душе — кошки скребут. Позже она будет рассказывать своим друзьям о том, что совершенно не осознавала, что говорит, и даже не знает, как у нее это получилось.