Биограф - Инна Комарова

В течение всего бала он оккупировал пространство вокруг неё, не подпуская никого.

После бала Рауль Дель Монти не появлялся у Осиповых. Шурочка с досадой спрашивала сама у себя:

– Куда же он исчез? И отвечала, – вероятнее всего, по службе уехал. Не пришёл даже проститься. К чему тогда все эти взгляды, пылкие речи.

Она нет, нет, да вспоминала, как вальсировала с ним. Как он деликатно обнимал её за талию. Сколько нежных слов говорил. Она ощущала его дыхание так близко, что ей показалось, они слились в единое целое, и нет по отдельности Шурочки и синьора Дель Монти. Рядом с ним она чувствовала себя совершенно счастливой, как в раю, порхая в небесах в окружении ангелов, слушая пение райских птиц.

– Я не могу так долго ждать. Разве он не знает об этом? Так можно лопнуть от нетерпения. Мне нужно, нет, мне необходимо его видеть, слышать. Ну, где же он? – спрашивала она, прогуливаясь по залу.

За обедом царила напряжённая обстановка. Князь Осипов ел без аппетита. Шурочка не понимала, что могло испортить настроение отцу. Она переглядывалась с Софьей Алексеевной.

Княгиня не выдержала и сказала:

– Шура, синьор Дель Монти прислал письмо отцу.

И вдруг князь взорвался, перебив княгиню:

– И думать не смей. Слышишь? – потребовал он, строго посмотрев на Шурочку.

Она покраснела, но ничего не ответила отцу.

– Не бывать этому, – князь выдал свои мысли.

– Чему, папенька? – стыдливо спросила Шурочка.

Князь понял, что проговорился.

– Ладно, ладно, обедай и иди к себе, – ответил он невпопад, не поднимая глаз, тупо опустив их в тарелку со студнем, опасаясь выдать правду.

Однако Шурочка поняла, что отец не намерен выдавать её замуж за Рауля. Причину он утаил, но его поведение красноречиво говорило об этом.

Первый отклик

– Цезаре, я под впечатлением, – заявил Пауло, увидев своего господина утром.

– Что такое, мой друг? Что это так обеспокоило, взволновало тебя? – поинтересовался Цезаре.

– Вчера ночью я прочитал начало Вашего нового романа. Вы не поверите, на одном дыхании. Так интересно. Умоляю Вас, пишите, не отвлекайтесь, не прерывайте работу. Я сгораю от нетерпения. Что же там дальше будет? Такая интригующая завязка! – делился Пауло с синьором за завтраком. Вы же знаете, как я люблю романы о любви, – смаковал Пауло.

– Пауло, ты, как всегда торопишь события. Твоя эмоциональность к добру не доведёт. Ты только посмотри на себя.

И вдруг Цезаре перешёл на «вы».

– Вы достигли почтенного возраста, а темперамент, как у пылкого юноши. Как это Вам удаётся? Откуда такая прыть?

Да… – протянул Цезаре, пригубив горячий шоколад, добавляя в него чайную ложечку свежих сливок, только что взбитых Марией.

– Вам можно позавидовать. Я моложе Вас, – подчеркнул он. – А моё физическое состояние постоянно напоминает мне о моём возрасте, приближающейся старости, немощности, – сетовал Цезаре, делясь с Пауло.

– Ну что же Вы сравниваете? Это всё болезни виною. К тому же, не забывайте, пожалуйста, мой дорогой Цезаре. Вы много работаете, а я всю жизнь бездельничаю, – пояснил Пауло, кокетничая.

– Ну да, да, конечно, – промычал Цезаре в ответ. Тем временем, напевая арию «…расскажите Вы ей, цветы мои» из оперы «Фауст» французского композитора Шарля Гуно, погружаясь в свои мысли. Он ухищрялся параллельно с разговором обдумывать новый эпизод. Цезаре жил в своих произведениях. Любил своих героев, сопереживал им, как если бы они и вправду (в данный момент) были наяву. Жил по их канонам, которые сам придумал и верил во всепобеждающую силу истинной вечной любви.

В гостях в Милане

– Смотри, что я нашёл, отыскивая материалы о Леонардо, – возбуждённо сказал Цезаре.

И зачитал:

«Если ты одинок, то полностью принадлежишь самому себе. Если рядом с тобой находится хотя бы один человек, то ты принадлежишь себе только наполовину или даже меньше в пропорции к бездумности его поведения; а уж если рядом с тобой больше одного человека, то ты погружаешься в плачевное состояние всё глубже и глубже. Этот род деятельности, известный под названием живопись, требует воображения и мастерства кисти, так как призван открывать невидимое, спрятанное в тени видимых предметов, и запечатлевать его с помощью кисти, придавая ясный вид на самом деле не существующему».

– Как сказано! – Цезаре упивался.

Он давно чаял и пестовал в своих мыслях одну задумку, всё взвешивал, как приблизится к ней, не решаясь начать работу. Что-то останавливало его, и он скрупулёзно ещё и ещё раз перепроверял подготовленные им материалы.

– Мы едем смотреть одну из величайших работ обожаемого мною Леонардо Да Винчи, – сказал Цезаре, сидя в карете.

– Что именно? – с интересом спросил Пауло.

– Его «Тайную вечерю», над которой он начал работать по просьбе Людовика Сфирца в 1495 году. Между прочим, ему тогда было сорок три года. Гигант! Я преклоняюсь перед его гением. И ты знаешь, где он её написал? – спросил Цезаре.

–Если не ошибаюсь, на стене трапезной доминиканского монастыря Санта Мария делле Грация.

–Совершенно верно, – с удовлетворением подтвердил Цезаре. Ты был там? – спросил он.

– Нет, не приходилось. Но много читал о ней.

–А теперь, дорогой Пауло, ты увидишь это чудо своими собственными глазами. Я не буду забегать вперёд. Не стану тебе что-либо рассказывать, ты всё увидишь сам и испытаешь огромное наслаждение, клянусь тебе. Лично я, впервые увидев эту работу великого маэстро, испытал самое настоящее потрясение.

Нетерпение возбуждало Цезаре. Он предвкушал радость встречи с полотном Леонардо да Винчи, поэтому находился в приподнятом настроении. Всё бурлило у него внутри. Он ёрзал на сидении, поторапливая кучера. – А вечером нас ждёт «Ла Скала»! – объявил Цезаре с воодушевлением, создавая неповторимую атмосферу наступившего дня и настрой на незабываемые впечатления.

Гениальный трагик

Цезаре встал не в настроении. Он грустил. Его тянуло к рассуждениям, мысли о вечном томили душу.

– Время катастрофически улетает, его не остановить. Оно, как птица, которая стремится в тёплые дальние страны, не оглядываясь, не сожалея о том, что осталось у неё за спиной.

Я не замечаю, как исчезают сутки, – недоумевал Цезаре. Что это такое, старость?

– Что можно на это сказать? – начал философствовать Пауло. Быстротечна наша жизнь, – кратко подметил он.

– Вот именно, – вторил Цезаре.

Трудно представить, что вот уже полгода мы живём без Верди, – спонтанно перескакивая на другую тему.

Мир осиротел, а продолжает своё существование. Я полагал, всё рухнет с его уходом. Вся Италия его хоронила. А мы доживаем свой век, как ни в чём не бывало. Парадокс какой-то.