Самоубийственное лето - Владимир Алексеевич Колганов
Шрифт:
Интервал:
Самая первая картина из тех, что удались, это «Бытие». Сцена в пивной – за столом сидят трое. Работяга, плотно сжав натруженные руки, смотрит куда-то вдаль пустыми, ничего не выражающими глазами – в них нет ни надежды, ни мыслей, ни печали. А вот немолодой уже интеллектуал словно бы прожил жизнь, сделав весьма неутешительные выводы – это однозначно читаешь в его взгляде. И ещё юноша, уронив голову на стол, то ли грезит наяву, то ли беспробудно пьян. А за спинами этой троицы странная компания – гитарист «наигрывает вальс», девушка смотрит на него влюблёнными глазами, но вроде бы уже почувствовала, что он от неё очень далеко, где-то в ей неведомых мечтах. И ещё один, последний персонаж – ждёт, когда девица, наконец, поймёт, что все её старания напрасны, и тогда…
Чуть не забыл про «Утро». Тёмная улица, спины людей, идущих на работу, а там, вдали что-то похожее на светящуюся щель между домами – образ призрачного счастья. Ну и, конечно, «Танец» – без лишней скромности скажу, что намного лучше, чем у Анри Матисса. Мне бы родиться полторы сотни лет назад!.. Впрочем, судьбе импрессионистов особенно не позавидуешь.
Почему не выставлял свои картины… А надо ли? Всё потому, что не предаю, не собираюсь продавать друзей – так, вместе со мной и отправятся в небытие, чтобы обрести забвенье и покой.
Как-то незаметно меня сморило, и приснился сон. Это я понял уже гораздо позже, ну а тогда показалось, будто всё в реальности.
Входят двое в соломенных брылях – два эдаких «качка» со зверскими физиономиями, да ещё в камуфляжной форме. Тот, что пострашнее, говорит с каким-то специфическим акцентом – явно гражданин из Малороссии. Говорит так, будто всё ему доподлинно известно, и бесполезно возражать:
– Вы написали книгу «Анна и командор».
Никак не пойму, что имеется в виду. Если сценарий к фильму, то это не я, а Менджерицкий. Скорее всего, название «Каменного гостя» переврали, вот потому кричу:
– Так это Пушкин! Я-то тут причём?
– Пушкин в Незалежней запрещён. Одевайтесь!
Я и так одет, но, видимо, придётся взять с собой тёплую одежду – слышал, в КПЗ довольно холодно бывает по ночам. Ну а если сразу сунут в карцер… Потому и пытаюсь оправдаться:
– Вы, наверно, что-то перепутали, я эту книгу не писал.
Тот, что с виду поприличней, достал из кармана какие-то бумаги, полистал. Читает:
– «Анна и колорадские жуки». Вы это написали?
С трудом припоминаю: был такой юмористический рассказ, вроде бы в школьной стенгазете поместил. Я тогда о карьере писателя и не помышлял, но, видимо, была неутолимая тяга к творчеству. Отвечаю:
– Ну и что?
– А то, что колорадские ленты в Незалежней под запретом.
Ничего не понимаю:
– Позвольте, но мы же находимся в России!
Тут этот зверюга подскочил и машет кулаками, хорошо хоть по лицу мне не попал:
– Заткнись, москаль! Это наша территория со времён князя Игоря. От Воронежа и Брянска до Крыма, от Львова до Кубани и Калмыкии. И прекрати свою вражескую пропаганду, а то хуже будет, – и после короткой паузы: – так что, добровольно эту ленту выдашь или приглашаем понятых?
Я в ужасе: какая лента, какие понятые?!.. Потом припомнил, что в прихожей московской квартиры висит трофей, который брат моего отца привёз нам в подарок из покорённого Берлина. Массивная такая штука, на ней термометр с барометром и реклама средства от выпадения волос. Дядька утверждал, что снял это чудо измерительной техники со стены дома неподалёку от Александр-плац. Так вот, георгиевскую ленту я потом прикрепил к доске – получилось самое оно! Только ведь нельзя в этом признаваться.
Что ж, согласился на обыск – против силы не попрёшь. В итоге всё переворошили, но ничего крамольного так и не нашли. Я было вздохнул с облегчением, но тут зверюга говорит:
– А ну-ка покажи, что у тебя в компьютере. Может, там он, этот колорадский жук?
Я жуков в ноутбуке не держу – ни в натуральном, ни в засушенном, ни в каком-то ином виде. Но пришлось всё же согласиться.
Ну полистали, посмотрели – ни про жуков, ни про Незалежную ничего так и не нашли. И вдруг слышу крик:
– Вот она, родимая!
Смотрю, на дисплее портрет Анны – только не той, что сейчас поёт, а французской актрисы с греческой фамилией. Очень мне характер её понравился – гордая, независимая, на всё имеет собственное мнение. Вот портрет и написал – сидит, курит сигарету и смотрит мне в глаза. Честно говоря, до сих пор не разгадал, что сказать мне хочет. То ли укоряет в чём-то, то ли чего ждёт…
Тут они подхватили меня под руки и повели. Наверно, на расправу.
Глава 7. Форс-мажор и alter ego
Проснулся и не могу понять, где нахожусь. Тьма непроглядная – вполне можно допустить, что сижу в зиндане. Самое время поразмышлять о том, как докатился до жизни такой… Понятно, что нет никакого смысла перелопачивать всю биографию, однако есть в ней эпизоды, которым следовало бы уделить внимание.
Начну с Марины – всё потому, что она сама подошла ко мне, взяла под руку, и как ни в чём не бывало мы направились вместе с компанией на танцы, а тот, что раньше с нею был, похоже, просто обалдел, поскольку не смог проронить ни слова. Позже упрекал меня, что я её у него отбил, не считаясь с правилами приличий… Ну так причём тут приличия и я, если Марина сама сделала свой выбор?
Примерно так же познакомился и с Лидой, но там возник куда более запутанный сюжет. Конкурента у меня не было, поскольку её муж остался в Москве, ну а она оказалась под опекой Лёньки Ковалёва, неформального лидера компании. Вроде бы он обещал присматривать за Лидой и потому обратил внимание на намечавшийся альянс. Спрашивает:
– У тебя это серьёзно?
Отвечаю:
– Пока не разберу.
– Ну смотри, а то, если что, устроим тебе тёмную.
Как-то обошлось, поскольку за всем не уследишь. Лидка попыталась закрутить роман не только со мной,
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!