Замок. Веретено. И Бесконечная ночь - Александра Хартманн

Они похожи с сестрой. Агнесс. Так горячо она молила отца, чтобы не бросал дочь умирать в лесу. И мужчина, черный от горя, все равно пошел на этот страшный поступок. Чтобы выполнить долг, чтобы не ослушаться грозных богов этого мира, лишенного света солнца.

Думала, что усну, но вместо этого продолжала любоваться лицом девочки. Невероятное счастье разливалось внутри, когда я видела, как она меняется. Розовеют щечки и губки, тело наполняется здоровьем. Когда проснется, первым делом надо ее хорошенько накормить. И тут же поднимаюсь на ноги и бросаю быстрый взгляд на стол. Ветчина, хлеб, масло, яйца, клюквенный морс. Привычный набор, но такой скудный.

— Надо бы приготовить чего-нибудь еще, — решаю, направляясь к выходу, — и заодно отыскать сов.

Я почти уже вышла, как вдруг взгляд упал на веретено. Оно продолжало сиять, правда, не столь ярко, а возле самого его основания что-то переливалось. Завороженная этим светом, подхожу ближе и вижу маленькую радугу. Тяну руку, хочу прикоснуться к этому чуду, заворожившему меня, но тут радуга, словно живая, подпрыгнула и полетела прочь из комнаты.

— Подожди! — кричу ей вдогонку и бросаюсь следом.

Радуга несётся вниз, хаотично мечется от пола к потолку, ударяясь о стены и отскакивая от них, оставляя радужный след и брызги. Миновали второй этаж, далее лестница на первый. Радуга сияет, замирает и бросается вперед с новой силой. Вот и сад. Эта часть еще не была мною обследована. Здесь росли высокие белоствольные платаны, переплетая ветви, они образовали над головой великолепный зеленый шатер, сквозь который серебрилась небесная паутина.

Радуга замерла в траве под одним деревом. Опускаюсь и внимательно смотрю. Радуга забилась, запульсировала и ушла в землю, словно вода. Пальцами начинаю рыть в этом месте, к счастью, земля была рыхлая, напоминавшая песок. Сердце бьется быстро-быстро, во рту пересохло. Замок вновь пытается мне что-то сказать. Раскрыть очередной свой секрет. И я должна знать, что это.

Находка не заставила себя долго ждать, уже через пару минут пальцы нащупали какой-то предмет. Немного усилий, и вытаскиваю из земли деревянную шкатулку.

Устало опускаюсь на траву и вытираю пот со лба, градом стекающий на щеки. На крышке инициалы: "А.Ф". Дрожащими руками нажимаю на защелку, которая не хочет поддаваться, так как забилась землей и заржавела от времени. Немного попыхтев и сломав последний ноготь, я все-таки справилась с замком и откинула крышку.

Внутри лежали какие-то безделушки. Высушенный букетик фиалок, сломанные цветные карандаши, несколько картинок, нарисованных детской рукой, на одной из них была выведена фраза: «я люблю Элю». Далее несколько вырезанных из дерева фигурок животных, а на дне… Тут мое сердце пропускает удар, так как там лежал старинный ключ, немного потемневший от долгого нахождения в земле. Едва дыша, кладу его на ладонь и долго рассматриваю. Я уже знаю, от какой он двери. Единственной во всем замке, которая оставалась заперта. До сегодняшнего утра…

— Уффф! Уффф! — раздается над головой.

Резко поднимаю глаза и весело улыбаюсь. Белочка и Смуглянка сидят на самой нижней ветке и внимательно за мной наблюдают.

— Кажется, ваши крылья в порядке? — спрашиваю, и словно в ответ, совы встрепенулись и взлетели на самую макушку платана.

— Ох, негодницы, — качаю головой, а сама продолжаю сжимать ключ.

И ноги сами понесли меня обратно в замок. Быстро миновала зал, поднялась на второй этаж.

Возле загадочной двери замираю, испугавшись и растерявшись. Что я найду там? Поможет ли мне найденное там понять, что случилось с этим миром? По телу пробегает дрожь и замирает в пальцах, сжимающих ключ.

— Ну же, Элая, ты должна, — шепчу себе и вставляю ключ в замочную скважину.

Глава седьмая

Дверь с тяжелым скрипом распахнулась. Зияющая темнота дыхнула на меня холодом и тем особенным запахом давно покинутого места. Желудок сжимается от страха, а руки невольно тянутся к огненной птице на груди. Я знаю, что этот замок никогда не навредит мне, и что даже в самом темном и зловещем месте его готических залов я найду спасение и защиту. Но все же… Эта комната наводила ужас. Он ледяной змеей прополз по позвоночнику, вызвав дрожь по всему телу.

Несколько минут я просто стояла и не решалась войти. Наконец поняв, насколько это глупо, пошла в соседнюю комнату и вернулась с канделябром, на котором мерцали четыре толстые белые свечи. Набрав воздуха в грудь, делаю шаг в комнату.

Таинственный свет свечей был бессилен против густого будто чернила мрака. Лишь изредка проступали бледные лица дам и королей со старинных, потемневших от времени гобеленов, висевших на стенах. Воздух тяжелый. И эта глубокая, гнетущая тишина, словно я глубоко под землей или же… в склепе.

Пытаюсь понять, в которой стороне находится окно, чтобы распахнуть его. Под ногами что-то валяется. Ступаю вперед, и тут же раздается хруст. Присматриваюсь. Это стекло. А точнее разбитое зеркало. Мелкие осколки покрывали весь пол вокруг, и, отражая пламя свечи, мистически мерцали. Нагнувшись и подсвечивая себе, следую за осколками и натыкаюсь на туалетный столик с зеркалом в серебряной с позолотой оправе, именно его осколки были рассыпаны по полу, а на самом столике царил страшный беспорядок. Разбитые пудреницы, флаконы из-под духов, маленькие зеркальца в красивых оправах, тоже все разбитые.

Осторожно ставлю канделябр на пол, а сама опускаюсь на чудесный пуфик, когда-то из белоснежного бархата, теперь же пожелтевший от пыли и влажности, внимательно осматриваюсь. Толстый слой паутины покрывал и сам столик, и предметы на нем. Под ворохом осколков замечаю листы бумаги. Боясь пораниться, двумя пальцами вынимаю листы.

На первом я увидела карандашный набросок: стоя ногами на больших качелях, подвешенных к огромному дереву, там качались юноша и девушка. Их лиц невозможно было разобрать. Ветер развевал их волосы и полы одежды. Художник мастерски несколькими штрихами передал легкий свет, пробивавшийся сквозь листву, воздух и атмосферу необыкновенного счастья. Глаза так и замирают на этом необычном рисунке. Где-то глубоко в середине сердца что-то болезненно ёкает и пульсирует. Медленно провожу рукой по линиям. Толстый слой пыли и пудры въелся в бумагу, отчего ее края завернулись. С трудом оторвав взгляд, перехожу ко второму листу — дерганным неровным почерком там было выведено старинным почерком следующее: «Что же я наделала?! Это все моя вина! От ныне и навеки я проклята! Элая, прости меня! И помоги! Помоги мне… молю…». Ком подступил к горлу, сама не замечаю, как плачу. Кто ты, что так жаждешь моей помощи?

И тут в комнату с размаху влетают Белочка и Смуглянка, и начинают