Азовский гамбит - Иван Оченков

Чесали, сидя у дымных костров и по затерянным в чащобах берлогам, воровские люди в затылках и прикидывали – нет ли тут какого обмана? А и соблазн велик! Ведь мало что царь прощение сулит, а стало быть, дарит шанс душегубцам и грабителям избегнуть знакомства с катом, дыбой и плахой. Он еще и в войско записать обещает, и оклад с кормовыми дать. Глядишь, и вовсе в служивые попасть получится. Тогда и заживем не как псы худые, а как люди.

Так что снимались ватаги с насиженных укрывищ и шли к славному граду Туле, где им и приказано было собираться. Там, в особо отстроенном лагере их записывали под любым прозвищем, которое они сами называли, осматривали на предмет телесного и умственного здравия, мыли в бане, а затем отправляли к старым служакам-капралам, как на немецкий манер стали называть десятников, среди которых наполовину были русские и немцы.

Первым делом всех упреждали, что явились они не к мамке на блины. Служба! Понимать надо! Порядок и дисциплину кровь из носу, хошь умри, а обеспечь. Все приказы исполнять разом и без обсуждений. И никаких поблажек. Прощение и милость государевы – дорогого стоят и маячат лишь где-то далеко впереди, за гранью небесного окоема, в далеком светлом будущем после славного окончания Азовской обороны.

«А ежли убьют меня, тогда как?» – спрашивали самые ушлые. На что получали лаконичный ответ: «Мертвые сраму не имут. Похоронят тебя православным чином и помянут товарищи добрым словом и чаркой водки. На все воля Божия. Знать, так на роду было написано. А ин все ж упокоишься честным человеком. Всем погибшим – полное обеление и воля для детей и потомков до двадцатого колена».

После разговоров началось самое сложное. Целыми днями, а то и ночами гоняли их безжалостные отцы-командиры. И пешим ходом, и в седле. И с мушкетом, и с саблей, и с пикой. Строем и поодиночке. Кто-то не выдерживал, сбегал. Таких ловили, нещадно били кнутом, а если выживал после порки, возвращали в строй. Другие, не сдержав норова, кидались, ощеря зубы, с утробным рычанием и матом, на начальников с кулаками, а то и оружно. Таких сразу рубили особые команды, надзирающие за порядком в лагере, а потом палачи с чудным прозванием «профосы» без лишних разговоров подвешивали высоко и коротко.

Крутенек оказался драгунский полковник Федор Панин. С таким не забалуешь. Когда эту нехитрую истину уразумел последний из добровольцев, порядка разом стало больше, а дела пошли не в пример веселее и глаже. Особое внимание Федор уделял обучению своих бойцов саперному делу.

Он заранее вытребовал себе в помощники старого знакомца Безе, а заодно и нескольких пушкарей. Понимал командир, что в обороне его бойцам придется, если понадобится, всякую службу справлять. И гренаду кидать, и из орудий палить картечью по супостатам, и мины с контрминами закладывать, и на заборолах и валах рубиться, и из ружей метко целить.

Вояки ему достались опытные, крови не боящиеся, дисциплину он среди них навел железную, всех слабаков вывел, остались одни крепкие телом и духом рубаки. С такими в огонь и в воду. Вот только строй держать толком они так и не научились. И шагать в ногу. Но он от них того и не требовал, готовя к другой работе.

Теперь настал час принятия присяги, а заодно выдачи форменной справы и оружия. До сих пор Панин не считал нужным снаряжать своих охотников, здраво рассудив, что для начального обучения и их обноски сгодятся.

– Каждый из вас, кто прошел отбор, будет записан в особый Охотницкий полк. Вы получите кафтаны, шапки, которые пошили в полковой швальне, а также прочее необходимое снаряжение и оружие. А сейчас вы, щучьи дети, удостоитесь чести принести присягу на верность нашему государю. Повторяйте слово в слово за мной!

Панин принялся громко зачитывать текст, останавливаясь после каждой фразы и давая новобранцам время нестройным хором откликнуться. Затем каждый подходил к особой полковой иконе, клал широкое крестное знамение, прикладывался к ней и получал благословление от опасливо косившегося на свою паству священника.

Не обошлось и без причастия. Рядом с батюшкой стоял на козлах пятиведерный бочонок хлебного вина, охраняемый самым ненавистным человеком в полку – старшим профосом, или, проще сказать, первым катом! Впрочем, на сей раз он никого не сек, а подавал чашу, иногда приговаривая, щерясь в густую черную бороду:

– Ожги душу, болезный!

После того как новые солдаты завершали церемонию, их по очереди заводили в приспособленный под арсенал сарай, где каждый получал форменную одежду, сапоги и оружие.

– Это что же, сермяга? – недовольно скривился коренастый крепыш по прозвищу Гуня, получив кафтан из некрашеного сукна и такого же цвета колпак с бараньей опушкой.

– Что, не нравится? – по-доброму улыбнулся капрал.

– Немцы вона в бархате да шелках щеголяют, – продолжал упорно бубнить недовольный, но уже менее решительным тоном.

– Ничто, – отмахнулся Панин и громко крикнул, обращаясь ко всем: – Коль не оплошаете в бою, у турок добудете себе зипунов красных, а покуда и так сойдет.

– Оно конечно, – вынуждены были согласиться охотники.

Хотя если подумать, так одежа была совсем недурна. Сукно доброе, сшито крепко, чего еще надо? Помимо кафтана и шапки каждый получил рубаху и шаровары, крепкие сапоги из черной юфти и такой же пояс с железной пряжкой.

Вооружили тоже хорошо. Все получили короткие сабли из свейского железа, быстро прозванные тесаками, а сверх того копья или бердыши с пищалями. Тем, кто пришел со своей сброей, разрешили ее оставить. Потому помимо огненного боя имелось немало луков и самострелов. Часто встречались также и окованные железом ослопы и кистени.

– Сущие разбойники! – покачал головой Безе, обращаясь к Панину.

– Для Азова сойдут и такие, – хмыкнул полковник, нисколько не заблуждавшийся по поводу своих подчиненных.

– Все наемники – канальи, – продолжал рассуждать хвативший за обедом хорошую чарку наливки француз. – Но эти просто исключительны, месье Теодор.

– Вы думаете?

– О, можете мне поверить! Я повидал мир и людей, шляющихся по нему с оружием. В нашей прекрасной Франции наемниками часто служат уроженцы Бретани и Гаскони. Это исключительные головорезы, доложу я вам, да к тому же преизряднейшие свиньи! Однако если посмотреть непредвзято, мои земляки сущие дети на фоне диких горцев из Шотландии. Грубые, жестокие, дурно воспитанные и при этом ужасно кровожадные! Неудивительно, что этих мерзавцев любят нанимать в Польше и Швеции… скажите, у вас нечем промочить горло?

– Держите, – протянул ему флягу Панин.

– Благодарю, – отозвался Безе и тут же приложился к горлышку.

– Не за что!

– Мон дье, что это? – округлил глаза подрывник.

– Мед.

– Варварский напиток, хотя и не лишенный определенного шарма! На чем я остановился?

– На шотландцах в Польше.

– Ах да. Так вот, каковы бы ни были эти дикие горцы, им далеко до поляков! Да! Причем если среди других народов свинство является прерогативой низших сословий, то в Речи Посполитой их хваленое шляхетство ничуть не уступает в этом самым отпетым представителям низов своего племени.