Бас. Любимица Иллари - Александра Лисина

– Так что, красавица? – продолжал настаивать чернявый. – Давай не ломайся. Бросай своего волка и айда к нам. Уж мы тебя не обидим. Слово даю. Даже заплатим сколько скажешь. Все честь по чести.

Роар зарычал, услышав неприкрытое оскорбление, а я растянула губы в нехорошей усмешке.

Что, решили укусить парня через меня? Понадеялись, что один он с вами не справится, а когда вступится – а он не мог за меня не вступиться, – вы укокошите его прямо тут, у всех на виду, да еще с полным на то основанием?

Хм.

Может, у баскхов не самая лучшая репутация в мире и в другое время, стоило признать, гнусный намек этого урода вполне мог попасть в цель. Но, во-первых, не все кошки одинаковые. Во-вторых, даже если мы и любим менять половых партнеров, это сугубо наше личное дело. Наконец, в-третьих, никто не давал право дворовому псу называть меня продажной девкой.

Пожалуй, я могу себе позволить самую капельку на него рассердиться.

– Сколько скажу, значит? – переспросила я, оценивающе оглядев неумытого. Тот с готовностью осклабился. – Хм. Все до последней капли выплатишь? Я правильно тебя поняла?

– Слово чести. Да, парни?

Я немного подумала и была вынуждена признать:

– Заманчиво.

Вся свора в ответ радостно гоготнула. Рыжик, наоборот, помрачнел еще больше и потянулся к оружию, но я мягким движением его остановила:

– Не нужно. Думаю, мы договоримся. Не вмешивайся… пожалуйста.

Роар шумно раздул ноздри, ощетинился, в его зрачках метнулось недоброе пламя, но руку от меча он все же убрал.

Молодец. Чуйка на неприятности у него все-таки есть.

Я же тем временем подошла к скалящейся своре и, снизу вверх взглянув на рослого пса, который затеял эту нелепую ссору, хищно прищурилась. Затем краем глаза подметила, как из дома вышло несколько потенциальных свидетелей. Убедилась, что среди них нет нашего свирепого вожака, и громко сказала:

– Господа, поскольку вы изволили проявить настойчивость, то считаю себя вправе согласиться на ваши условия. Как вы и просили, я оставила своего спутника, и в самое ближайшее время все мое внимание будет всецело принадлежать только вам. Взамен вы готовы уплатить назначенную мною виру. Все верно?

– Да, – ухмыльнулся чернявый.

– И у вас не будет никаких претензий, если сделка свершится, как было озвучено?

– Абсолютно никаких.

Я обвела спокойным взглядом всю свору:

– Вы все так считаете?

Псы неожиданно заколебались, но азарт все же взял верх, и они с готовностью закивали, предвкушая славное развлечение. И вот тогда я улыбнулась. А когда чернявый попытался схватить меня за руку, молниеносно отклонилась и, выбросив вперед правую руку, одним движением воткнула ее в грудь клыкастому недоумку.

Хорошо так воткнула. До хруста. До победного воя радостно встрепенувшегося зверя. Так, что мои согнутые и увенчанные когтями пальцы без труда пробили ребра и, сомкнувшись вокруг судорожно дернувшегося сердца, так же быстро вернулись обратно.

От удара пес вздрогнул, неверяще распахнув глаза, и просипел что-то невразумительное. Его лицо мгновенно посерело, затем побелело и буквально закаменело, словно он никак не мог осознать случившееся. На какой-то миг наши взгляды встретились, и он снова открыл рот, словно собирался что-то крикнуть при виде моих пожелтевших глаз. Но перевел помертвевший взгляд на появившийся в моей руке окровавленный комок. Сдавленно захрипел, забулькал, захлебываясь хлынувшей горлом кровью. И в оглушительной тишине медленно завалился навзничь. Прямо под ноги оторопевшим подельникам, на глазах которых я только что вырвала еще живое сердце.

– Что здесь происходит?! – буквально на миг опоздал выскочивший на крыльцо Рокхет и непроизвольно замер при виде кровожадно оскалившейся меня.

Я же тем временем бросила сердце на развороченную грудную клетку. Демонстративно полюбовалась окровавленными пальцами, на концах которых заблестели немаленькие когти. И подчеркнуто медленно слизнув с одного из них еще теплую кровь, негромко мурлыкнула:

– Вира уплачена.

Из села нам пришлось уехать гораздо позже намеченного срока, но даже прибывший на место происшествия староста, одновременно исполняющий и обязанности судьи, был вынужден признать, что мои действия не противоречили закону.

Условия были дважды озвучены и дважды подтверждены. Ну а то, что больной на всю голову пес не признал во мне баскха и посмел оскорбить при свидетелях, или же то, что он не соизволил уточнить детали так называемой сделки, было уже не моей проблемой. Я поступила так, как считала нужным, и так, как лохматый того заслуживал.

После этого в нашей маленькой группе воцарилось некоторое – вполне объяснимое, надо признать, – напряжение, но я сделала вид, что не заметила, какими глазами на меня теперь смотрел Роар. Оно и понятно – баскхов в нашем мире, как я уже говорила, единицы, и мало кто мог похвастать, что знаком с кем-то из нас. Еще меньше тех, кто после этого сохранил здоровье, но в целом мы не особенно злые. Хотя, конечно, верили в это не все.

За ворота мы выехали все в том же гробовом молчании, провожаемые настороженными и откровенно испуганными взглядами селян. Но я не считала, что перегнула палку, хотя, конечно, сам факт частичной и почти мгновенной трансформации даже у них должен был вызвать искреннее непонимание.

Лесные тоже косились на меня с подозрением. А едва кони выбрались за пределы села, пришпорили скакунов, стремясь как можно дальше оказаться от места ссоры, скопления людей и до крайности недовольной собачьей своры, которую сегодня больно щелкнули по носу.

Единственным положительным следствием моего поступка было резкое изменение отношений с Рокхетом и его подчеркнуто вежливое обращение к моей жестокосердной персоне. Теперь, когда он своими глазами увидел, на что я способна, волк соблюдал максимальную осторожность и гораздо более цепко следил за тем, где лежат мои руки. Еще более внимательно он стал относиться к моим маленьким просьбам. И вообще стал вести себя как благоразумный оборотень, сумев до самого вечера ничем не огорчить впавшую в глубокую задумчивость даму.

К несчастью, лошадку Нарана нам пришлось заменить, потому что его коняшка все-таки умудрилась потянуть связку и была не в состоянии продолжать путь. Ее, разумеется, продали все в том же селе, купив взамен гораздо менее выносливую и совсем непривычную к оборотням клячу. Всю дорогу она испуганно косилась на седока, время от времени пыталась брыкаться, страшась мощного звериного духа. Само собой, быстро устала. Так что еще до наступления сумерек вожаку пришлось объявить привал, чтобы не остаться посреди леса всего с двумя живыми лошадьми вместо трех.

Это было разумное, хотя и не совсем уместное решение, ведь по большому счету до друидов мы могли пробежаться и в звериных ипостасях. Ну и что, что волкам долгое пребывание во втором обличье не рекомендовалось? Сколько тут бежать-то? Неделя? Полторы? Если побольше есть и поменьше спать, то еще и раньше управимся.