Гиблое место - Сергей Шхиян

Отец Алексий был в более тяжелом положении. Он уже со свистом и хрипом дышал и несколько раз падал. Парень, который тащил его за собой, останавливал лошадь и хлестал священника нагайкой.

— Вдыхай носом и медленно выдыхай ртом, — скороговоркой сказал я товарищу, — восстанови дыхание.

Алексий послушался и вскоре перестал задыхаться. Говорить нам не удавалось. Я только успел спросить, понимает ли священник язык наших захватчиков. Алексий утвердительно кивнул головой.

Сколько времени мы так бежали по грязи за кочевниками, пока они, наконец, остановились, я точно определить не мог, но, думаю, не меньше двух часов. Ноги у меня гудели, икры готовы были разорваться, и чувствовал я себя прескверно. Ногайцы, между тем, посовещались и, оставив нас на попечение трех конников, ускакали. Наши конвоиры повернули в противоположную сторону и стали углубляться в лес. Теперь мы продвигались пешком, и я начал придумывать, как бы нам освободиться.

Наши охранники были молодыми ребятами, довольно мелкими, и, если бы удалось освободить руки, разделаться с ними был бы не вопрос. Однако связаны мы были профессионально надежно, вымотаны принудительной пробежкой и, перекинувшись взглядами, решили пока не рисковать.

Между тем ногайцы все сильнее углублялись в лес. Спотыкаться по кочкам и лавировать между деревьями было тяжело, и пришлось опять отключить сознание. Так было легче.

— Не знаешь, куда они нас тащат? — спросил я Алексия, как только выдалась возможность.

— Думаю, в стан, где они держат всех пленных, — тихо ответил он, почти не разжимая губ.

— Ты развязаться не можешь?

Напарник не успел ответить. Заметив, что я с ним разговариваю, конвоир наехал на меня конем и хлестнул нагайкой. Я не успел отклониться, и удар пришелся посредине головы. Обожгла резкая боль. Показалось, что ударил он меня тяжелой дубиной и разом выдрал здоровый клок волос.

Не глянув на меня, ногаец что-то сердито прокричал и двинулся дальше. Мне начало заливать кровью глаза. Вплетенные в кнут свинцовые шарики, несмотря на шапку, разодрали кожу на голове. Я едва не упал, но сумел преодолеть тотчас же возникшую тошноту и, спотыкаясь, пошел дальше. Парень повернулся в седле, довольно рассмеялся и подхлестнул коня. Лошадь дернула, меня рвануло за руки, я упал.

Встать на ноги, когда тебя тащат по земле, и тело колотится по корням и кочкам, практически невозможно. Затрещал и начал рваться старенький стихарь. Я понял, что еще десяток метров волоком, он расползется, а я останусь без спрятанного оружия и надежды на спасение. Пришлось рисковать. Я наметил впереди деревцо и, когда до него было около метра, бросился в сторону, так, чтобы аркан захлестнуло за ствол. Почувствовав препятствие, лошадь рванулась и встала, а я как мог быстро вскочил на ноги.

Конвоир удивленно обернулся. На мое счастье, в остановке он не усмотрел злого умысла, но на всякий случай опять собрался хлестнуть меня нагайкой. Я, не давая ему приблизится, выскочил из-за деревца, освободил веревку, со смирением демонстрируя свою лояльность.

Дальше мы продвигались без инцидентов. Руки, между тем, совсем затекли, тело саднило, и душевное состояние приближалось к тупому равнодушию. Главная задача стала не упасть и не подвергнуться наказанию. Я отстранено подумал, как легко физическим действием довести человека до скотски покорного состояния.

Проездив по лесу около часа, наши конвойные, если у них была такая задача, совсем запутали следы. Я уже давно перестал ориентироваться, куда и в какую сторону мы движемся. Направление постоянно менялось, на беду еще солнце пряталось за густой облачностью, так что разобраться даже в сторонах света было невозможно.

Наконец конвоиры остановились перед спуском в глубокий овраг. Мы с отцом Алексием переглянулись. Бежать вниз по крутому склону за лошадьми было очень рискованно. Однако дело решилось по-иному. Нам неожиданно развязали руки. Дело конечно было не в гуманизме, просто наши конвоиры берегли свои арканы.

Теперь мы оказались вдвоем против троих тщедушных кочевников, и могла начаться совсем иная забава. Оставалось подождать, когда отойдут распухшие руки и разобраться с ногайцами по-христиански. Впрочем, я подозревал, что все не так-то просто, и технология похищения людей у степняков достаточно четко отработана. Так оно и оказалось. Парень, разбивший мне голову свинцовыми шариками, вплетенными в плетку, три раза крякнул по-утиному, и тут же ему ответили откуда-то снизу оврага. Похоже, что Алексий был прав, мы попали на сборный пункт, где степные хищники держали пленных.

— Урус, кетым! — закричал на нас старший из ногайцев, показал рукой вниз оврага и замахнулся нагайкой.

Пришлось подчиниться. Я начал медленно спускаться по крутому, скользкому склону. Сзади пыхтел священнослужитель. Сделав несколько осторожных шагов, я не удержался и, тормозя ногами, съехал на дно. Мгновение спустя там же оказался и отец Алексий.

Степняки очень неплохо подобрали место держать пленников в естественной тюрьме. Подняться наверх по скользкому глинистому склону без веревок было почти невозможно.

Внизу нас встретил очередной воин в волчьем треухе с кривей саблей на боку и луком за спиной. Мой порванный, грязный стихарь и залитое кровью лицо вызвало у него здоровый приступ смеха:

— Попа яман! — заливаясь, восклицал он, призывая товарищей насладиться интересным зрелищем.

Я, не разделив его веселье, быстро встал на ноги и попытался очистить грязь с церковного одеяния, больше заботясь не о чистоте платья, а о том, как лучше замаскировать ятаган.

— Попа яман! — повторил степняк и, толкнув меня в плечо своей легкой рукой, указал куда идти.

Я безвольно и подчеркнуто послушно последовал его приказу. Руки у меня начали отходить, но я решил не спешить ввязываться в драку и сначала осмотреться. Мы гуськом двинулись по дну оврага. Я шел первым, за мной священник, последним двигался ногаец. Идти было неудобно, приходилось все время перескакивать через ручей талой воды.

Через сотню метров мы уже наткнулись на первых русских полонян. Человек пятьдесят обоего пола и самых разных возрастов мостились, кто как мог, в сыром полумраке глубокой расщелины. Люди неприкаянно стояли или сидели на корточках, образовывая серую безликую толпу. Немного дальше на удобной площадке у костра сидело пятеро ногайцев. Они что-то варили в котле, судя по соблазнительному запаху, мясо. На наше прибытие они почти не обратили внимания. Лишь один, видимо, старший в команде, лениво встал и издалека осмотрел нас.

Я встал в сторонке и осмотрел товарищей по несчастью. В основном это были крестьяне и крестьянки. Только несколько человек были одеты в городское платье. Они стояли отдельной группой и у двоих из них на шеях были надеты примитивные колодки.

Наш проводник тотчас направился к костру, присел к огню и слился с похожими на него товарищами. Мы оказались предоставлены сами себе. Это было большой удачей. Мне нужно было отдохнуть, но присесть я не мог, мешал ятаган. Отец Алексий так же и по той же причине остался стоять. Наше появление интереса у пленников не вызвало. Видно было, что люди крайне утомлены и измучены. Я медленно прошел вдоль «обжитых» косогоров оврага. Присмотреть в толпе помощников для освобождения у меня не получилось, Взгляды у мужчин и женщин были потухшие, а глаза ввалившиеся. Скорее всего, степняки их просто не кормили, заранее ослабляя возможное сопротивление. Удивило меня количество пленных. В центре государства, рядом со столицей, ногайцы чувствовали себя, как дома, и могли собрать и готовиться угнать в плен такую большую группу людей.