Без крестной феи - Галина Владимировна Романова

– Зачем тебе такой большущий шкаф, он же почти пуст. Вещичек-то никаких нет. Деньги на ветер, – укоризненно качала головой тетя Соня, навестив как-то свою любимицу. – И телевизор такой большой зачем? За эти деньги два бы купила: один на кухню, второй в комнату.

Может, и верно она все советовала – добрая, старая, мудрая тетя Соня, опекавшая Машу все сиротские годы. Но она не слушалась, делала все по-своему. Кровать под толстым шерстяным ковром. Большой, почти пустой шкаф. Огромный телевизор на стене. И…

И подвесное плетеное кресло на лоджии. Оно было таким дорогим и ненужным приобретением, что тетя Соня просто глаза закатила и пальцем у виска покрутила.

– Совсем свихнулась, девочка моя, – проворчала она и тронула ветхую раму. – Лучше бы окна поменяла, свистит из всех щелей.

Но в кресло послушно уселась и просидела в нем почти час – все то время, что они пили чай и разговаривали.

– Удобно как, детка, – погладила белоснежное плетение подлокотника тетя Соня, выбравшись из кресла. – Сидела бы, да сидела. Правильно сделала, что купила! Мы, старики, мудры задним умом. А по молодости, помню, на первую зарплату приемник себе купила, хотя сапог не было. Правильно, Машенька! Молодец. Должна ты пожить хоть теперь в удобстве и комфорте. Нужные вещи покупать очень скучно…

Это было летом. А осенью тетя Соня умерла, оставив Машу совсем одну. Таня не в счет. Они хоть и считались подругами, и работали вместе, и койки в детдоме стояли рядом, но по-настоящему близки никогда не были. Многое из того, что делала Таня, Маше не нравилось. И ее идеи: как можно быстрее разбогатеть и удобнее устроиться в жизни, казались ей полной утопией.

Сама Маша хотела…

Будильник захрипел и заткнулся – закончился завод. Маша открыла глаза и уставилась на тонкую полоску света от уличного фонаря, делившую потолок ее комнаты ровно пополам. Скинув с себя одеяло, она свесила ноги и села, сгорбив спину. Так она просыпалась, сколько себя помнила. Отслушав будильник и открыв глаза, она садилась, сгорбившись, и сидела еще минут пять, ни о чем таком важном не думая.

Сегодня не думать не получалось. Странные мысли лезли и лезли в голову. Они даже ее обычные легкие сны превратили в кошмары. И утром не давали покоя, и вечером. Ей срочно требовалось принять решение. Надо было что-то делать с информацией, которой она стала обладать несколько дней назад. И с совестью, без конца нашептывающей ей, как поступить.

Она не может промолчать после того, что видела из окна автобуса и вчера по телевизору! Она больше чем уверена, что видела убийцу, знает его в лицо и сможет опознать. С ее помощью его призовут к ответу! Посадят в тюрьму, чтобы он больше никогда, никогда не совершал зла.

Через три дня Новый год. Она, как всегда, собиралась встретить его в детском доме. Подарков уже наготовила самым маленьким и обещала с пирогами помочь послезавтра: у нее как раз выходной. Ей нравилось там хлопотать. Она ощущала себя в семье, другой у нее просто не было. Вернее, когда-то была, но она ее не помнила.

В этот праздник они усаживались со старшими в большой столовой за огромным столом. Ели, пили чай, смеялись, устраивали конкурсы, играли. Потом детей отправляли спать, а воспитатели и выпускники, которым нравилось бывать здесь в Новый год, сидели и вспоминали, вполголоса пели какие-нибудь веселые песни. На душе у Маши в те часы было светло и нежно, улыбка не сходила с губ. Домой под утро она возвращалась счастливой.

А теперь вопрос: сможет ли она быть счастливой в грядущую новогоднюю ночь с грузом страшной тайны? Ее шутки, смех, нежность – не покажутся ли они фальшивыми? Дети же очень чуткие. Их обмануть практически невозможно.

Маша резко вскочила с кровати, прошлась по голому полу до балконной двери, выглянула из окна. За ночь улица изменилась до неузнаваемости. Тесный уютный дворик, где не было места машинам и мусорным ящикам, укрыло толстым слоем снега. Белым стало все, даже провода между фонарными столбами. Улица казалась белым листом бумаги, ждущим своего художника. Маша неуверенно улыбнулась. Через десять минут – точно по графику – явится дворник дядя Паша. Его жесткая метла прочертит первый штрих на заснеженном тротуаре. Потом потянутся жители дома, отстрочив следами тропинки от подъездов до соседнего двора, где располагается автомобильная парковка. Ветер крепче вцепится в провода, сметет с них белоснежную пыль. Темное небо осветится бледной голубизной. Начнется день.

Она быстро приняла душ и почистила зубы, потом позвонила Игорю.

– Не понял, тебя из дома забрать, что ли? – сонно бормотал он, задавая нелепые вопросы.

– Нет, Игорь. Я задержусь. Предупреди там всех. Пусть Мария Яковлевна за меня подежурит.

– Не понял. Бр-рр…

Маша представила, как Игорек трясет головой. Сальная челка наползает на глаза, он сдувает ее и медленно поднимается с койки.

– Ты заболела, что ли, Машка? Что сказать?

– Нет. Я здорова. Мне просто надо в полицию, – нехотя призналась она, понимая, что без подробных объяснений он не станет для нее ничего делать.

– Зачем?! – Все, он проснулся окончательно. – Ты что-нибудь натворила?

– Нет. – Она стояла возле газовой плиты и ждала, когда закипит молоко, чтобы залить им растворимый кофе, уже засыпанный в большую чашку. – Ты вчера не смотрел местные криминальные новости? Про то, что в парковой зоне нашли труп девушки?

– Как-то проскочило мимо. А что?

– В новостях просили всех, кто может помочь, откликнуться.

– А ты можешь помочь? – фыркнул Игорек. – Вознаграждение, что ли, обещано?

– Нет. Не обещано. Просто… мне кажется, я знаю эту девушку. И того, кто ее убил.

Игорек странно хрюкнул, потом присвистнул, изрек философское «н-да» и заверил, что все сделает, как она просит.

– Марию Яковлевну оповещу. Начальство в известность поставлю. Машка… – Он недолго помолчал. – А ты уверена, что хочешь проблем? Зачем тебе во все это дерьмо влезать?

– Чью-то оборванную жизнь ты называешь дерьмом, Игорек?

Она отключила телефон, подхватила с огня старый ковшик, залила вскипевшее молоко в кружку, размешала.

Он сказал «проблем»? Почему у нее непременно должны быть проблемы? Она же хочет помочь! Она так воспитана. Их наставники годами вбивали им в головы, что принцип «один за всех и все за одного» до сих пор работает. Зло всегда наказуемо, а добро непременно добром вернется.

Да ну его! Она сделает то, что должна. И будь что будет.

Маша выпила огромную чашку растворимого кофе с половиной сладкой булки, оставленной на утро с вечера. Помыла чашку, ковшик, убрала все в тумбочку, пошла в комнату и встала перед распахнутым шкафом. Вопросом «что надеть» можно не задаваться: выбор был невелик. Но капроновые колготки в такой мороз и снег – это, пожалуй, слишком. Она взяла с полки теплый спортивный костюм, шерстяные носки. В прихожей достала из-под вешалки низкие меховые ботинки: их им выдали в детском доме перед самым выпуском. Таня свои сразу выбросила, назвав «прощай, молодость». Маша их тоже не любила, но выбрасывать не стала: надевала, чтобы вынести мусор или добежать до ближайшего магазина. Сегодня она собиралась пойти в полицию с важным заявлением. И кто знает, может, придется ехать на то место, где она в последний раз видела жертву живой! А это снег и холод.