Годы паники. Как принять верное решение, когда все говорят «пора рожать» - Нелл Фриззелл

хотя женская сексуальность – такая же неистовая и животная, как и мужская, женщинам внушают, будто выражение животного желания почему-то непристойно или неженственно5. Поэтому, когда настойчивая, животная женская похоть наконец пробивается на поверхность, она может казаться постыдной или неестественной и быстро подавляться. Но она есть – и всегда была. В конце концов, как указала Зои Уильямс в одной из своих превосходнейших статей, книга «Пятьдесят оттенков серого» стала непревзойденным за всю историю Соединенного Королевства бестселлером именно потому, что ее массово покупали возбужденные женщины6. Те самые, которых непонимающие или недостаточно пылкие партнеры слишком часто списывали со счетов как «фригидных» или «слишком старых». Злая шутка биологии: у мужчин либидо часто достигает пика в восемнадцать, а женщины, как правило, приходят к расцвету к тридцати годам. Это создает тот самый порочный круг, квадратуру которого мне до сих пор не удалось успешно рассчитать. Но если отставить в сторону социальное научение, в самой своей сексуальной сути и аппетитах мужчины, женщины и небинарные люди во многом одинаковы.

Это я все к тому, что басня, будто все мужчины жаждут секса и готовы им заниматься круглосуточно, глупа и опасна. Во-первых, она неявно подкрепляет заблуждение, будто в сексуальном нападении главной составляющей является секс, а не насилие или желание власти. Она говорит нам, что якобы мужчины не в состоянии сдерживаться: иногда их похоть становится слишком сильна, чтобы оказывать ей сопротивление, и поэтому им необходимо заняться сексом – не важно с кем, вне зависимости от чувств объекта. Но цель сексуального нападения целиком и полностью состоит в обретении власти над другим человеком, причинении ему боли, игнорировании человечности, издевательстве над его чувствами и имеет очень мало отношения к собственно сексу. Во-вторых, эта басня означает, что в союзе гетеросексуального мужчины и гетеросексуальной женщины у обоих партнеров присутствуют негласные представления о том, кто и чего будет хотеть в данном союзе. Он – секса, внушают нам, и ей решать, дать или не дать. Слишком большую часть жизни я ощущала себя неудачницей и старой каргой каждый раз, когда мужчина не бросался на мои кости, даже когда к этому не было никаких препятствий. Я стыдилась того факта, что с радостью прогрызла бы джинсовую ткань, лишь бы получить оргазм, в то время как мужчину, лежавшего рядом, что угодно на свете интересовало больше, чем секс со мной. Что и приводит меня с ужасающей неизбежностью к полю в Уитби.

* * *

Я в одних трусах сижу в одиночестве в жаркой оранжевой палатке, в поле с видом на плавную береговую линию Северного Йоркшира, и гадаю: а что, собственно, происходит? На дворе лето 2014 года. Я встретила этого мужчину – будем называть его Максом (в основном потому, что я никогда не спала с мужчиной по имени Макс) – на закрытом просмотре в Манчестере несколько недель назад. Почему-то, уезжая из Лондона на север, я всегда ощущала намек на головокружительную каникулярную иллюзию – когда попадаешь туда, где тебя не так хорошо знают, не с такой легкостью осуждают и где можно хвататься за любую возможность получить удовольствие. В общем, я поехала с Максом к нему домой и, несмотря на то, что была в велюровом комбинезоне, который делал доступ к моим эрогенным зонам практически невозможным, провела одну из лучших бессонных ночей в жизни. Воодушевленная ею, а также тем, что у Макса машина и, по его словам, он умел разводить костер, я предложила отправиться на выходные с палаткой в Йоркшир. В тот момент я не поняла, что Макс, помимо всего прочего, адепт теории заговора, питающий нездоровую страсть к просмотру видео.

В тот день, когда мы сидели на обрамленном деревьями бережку у маленького беспокойного ручейка, он вдруг ни с того ни с сего спросил, верю ли я в драконов. Настроение у меня было великодушное, поэтому я объяснила, что, на мой взгляд, люди Средневековья могли уподоблять ожогу укус большой ядовитой ящерицы, и они, возможно, некогда водились в Европе.

Возникла недолгая пауза, а потом он повернулся ко мне, в очередной раз потер лоб пальцами, напоминавшими паучьи лапки, и промолвил:

– Ну, не знаю… Мне просто кажется, тут скрыто нечто большее, понимаешь? Такое множество легенд не вырастает на пустом месте.

Дальнейшее понеслось с неизбежностью пищевого отравления: 11 сентября было акцией американских спецслужб, Иисуса на самом деле никто не распинал, здание английского парламента выстроено на пересечении древних лей-линий. И тому подобное. Очередь вишенки на торте настала, когда мы ехали по залитым солнцем холмам Северного Йоркшира и он заговорил – все быстрее и громче – об автобусных остановках по обочинам дороги.

– Вот, смотри-ка, смотри! Все эти остановки – все они разные, у каждой своя особенность. Они похожи на маленькие домики.

Я согласилась, мол, и вправду, славные такие павильончики.

– Но в Манчестере такого быть не может. Большой город, государство – оно контролирует все, мысли каждого человека, твое поведение. Они буквально манипулируют тобой, заставляя вести себя так, как им надо.

Я слушала его вполуха, отчасти потому, что отвлеклась разглядыванием поля, уставленного копнами сена, отчасти потому, что пыталась отключиться от этого беспомощного бреда. Кто такие «они»? Он имеет в виду мэрию или парламент?

– Да, конечно. В смысле, ты наверняка обратила внимание. Все автобусные остановки в Манчестере – красные.

Тут он сделал многозначительную, почти судьбоносную паузу, словно подобное заявление говорило само за себя.

– Красные?.. – нерешительно переспросила я с обреченным смирением, с каким корова соскальзывает по идеально гладкому склону.

– Ой, да ладно, детка, не говори мне, что ты не знаешь про красный цвет! – возбужденно воскликнул он. – Все знают, что красный – цвет предостережения, он запускает в гиппокампе химическую реакцию, побуждающую людей либо драться, либо спасаться бегством. Они все делают красным – автобусные остановки, парковочные счетчики, мусорные баки, – чтобы мы боялись. Чтобы были тише воды ниже травы. Но здесь, где автобусные остановки…

Я отвернулась к окну и попыталась убедить себя, что ничего такого не происходит.

Несмотря на все это – на завиральные теории, музыкальный снобизм, бесконечные разъяснения вещей, которые я и так знала, – я была полна решимости извлечь максимум пользы из уик-энда на природе с этим маньяком. Потому-то и оказалась там, в этой палатке, раскинувшись в завлекательной позе на голубом нейлоне спального мешка, в надежде, что что-то все-таки случится. Я пробовала кокетливо улыбаться, пока он курил, выбравшись из палатки. Пыталась нежным голосом спрашивать, чем он таким занят, не получая ответа. Под конец я высунула