Метро 2033. Третья сила - Дмитрий Ермаков

— Но папа! Папа, ведь они убивают других людей! У-би-ва-ют!!! — почти кричала Лена. — Как вы можете быть такими злыми, папа?!

Она не выдержала и заплакала навзрыд. Даже стукнула отца в грудь маленьким кулачком. Святослав не отстранился, лишь крепче прижал к себе Лену. Фонарь, который он поставил рядом на гнилую шпалу, освещал небольшой пятачок туннеля ровным, холодным светом.

— Хватит, не реви. Такой сейчас мир, дочка, — шептал отец. — Все выживают, как могут. Это жестоко. Но это жизнь. Привыкай, милая.

— ...по плану-у-у! — промычал кто-то за их спинами, точно посылая последнее «прости» вслед уходящим гостям.

Похожая на сомнамбулу, Лена плелась обратно на Проспект Большевиков. Даже плакать она больше не могла. Голова девочки была пуста. Слишком сильным оказалось потрясение, слишком тяжелым удар...

Молчал и Святослав. Но он был спокоен.

— Точно. Все по плану, — рассуждал отец. — Теперь доченька пересмотрит многое в своем отношении к жизни. Как отойдет немного, отведу Ленку на «Черкасу». Пусть поглядит на местную солдатню. Тогда и ценить то, что имеет, будет больше...

* * *

Прошло еще две недели, и вот станции Альянса облетела долгожданная новость: полковник Бодров назначил для Елены Рысевой дату экзамена: четвертое июля.

Глава 2

ПЕРВАЯ КРОВЬ

Ладожский вокзал, самый «молодой» и самый необычный в Петербурге, всегда вызывал у людей смешанные чувства — и у коренных жителей, и у приезжих.

С удивлением глядели путешественники, в первый раз вышедшие из вестибюля метро или из дверей прибывшего поезда, на многоуровневую конструкцию из стали и стекла. Трубы, напоминающие паровозные, торчали между треугольными крышами главного зала. По бокам возвышались круглые башенки с прямоугольными окошками-бойницами. Складывалось впечатление, что кто-то взял два форта времен Петра I и втиснул между ними конструкцию в стиле модерн, в придачу стилизовав крышу под крестьянские избы.

Кто-то считал, что творение архитектора Явейна смотрится красиво, смело и современно. Кто-то морщился и ворчал: «Это не вокзал, а уродство какое-то». Специалисты утверждали: Ладожский вокзал — один из самых передовых в Европе и чрезвычайно грамотно спланирован. Все возможные виды транспорта, начиная с поездов дальнего следования и заканчивая такси, соединены галереями и переходами в одну систему. Надо пересесть с метро на трамвай — сделал пять шагов, и готово. Удобно, быстро, надежно. Красота же — дело вкуса.

Так обстояли дела раньше.

Сейчас, через двадцать лет после глобальной катастрофы, грандиозное здание представляет собой печальное зрелище. Разруха, запустение царствуют здесь. Почти все стекла вылетели, а те, что чудом удержались во время взрывов, осыпались впоследствии под воздействием стихии.

Балтийский ветер гуляет по залам, заваленным горами битого стекла, завывает в вентиляционных решетках, гоняет из угла в угол комья пыли и обрывки бумаги. Навеки потухли информационные табло, сообщавшие толпящимся в зале пассажирам, на каком пути их ждет нужный поезд. Не стоят у входов и выходов бдительные стражи порядка. Кафе и ресторанчики не заманивают посетителей яркими вывесками, приглашая скоротать время ожидания за чашечкой кофе... А сложная, многоуровневая конструкция, напоминающая карточный домик, обрушилась, погребя под собой и пассажиров, и полицейских, и официантов. Огромной братской могилой стал Ладожский вокзал для всех, кто оказался в тот страшный час в здании и не успел укрыться в метро.

На подъезде к терминалу со стороны области вот уже двадцать лет ржавеют десятки смятых, искореженных поездов. Пассажирских, почтовых, грузовых... Безобразная «куча-мала» из ржавого металла, гор щебня, песка, бревен и прочего груза, высыпавшегося из товарных вагонов. Зловещий памятник страшной железнодорожной катастрофе, случившейся тут через считаные минуты после падения за городом первых бомб. Столкнувшиеся составы напоминают зверей, мчавшихся на водопой и попавших под огонь охотников. Часть вагонов сошли с рельсов и лежат теперь на боку или колесами вверх. Некоторые вылетели с путей и, протаранив перегородки, отделявшие пути дальнего сообщения от пригородных путей и шоссе, врезались в трамваи, автобусы, грузовики... Другие поезда столкнулись лоб в лоб. Они наползают друг на друга, точно пытались вырваться из мясорубки, забравшись на спину товарища. Один вагон и вовсе застыл почти вертикально, будто в последний миг предпринял отчаянную, безумную попытку взлететь...

Сколько тут погибло людей — страшно представить. Останки их давно растащили хищные звери и птицы, поселившиеся в здании вокзала и развалинах магазина. Они обглодали каждую косточку — с едой в новом суровом неприютном мире было тяжело. Лишь кое-где среди груд металлолома до сих пор виднеются клочья одежды.

Идут годы. Хлещут дожди. Свирепствуют на невских берегах ураганные ветры. Стелятся по земле туманы. Зимой снег бережно скрывает мягким пуховым покрывалом уродливые развалины. Затем он тает, и зловонные лужи неделями стоят в подвальных помещениях. Здание разрушается все сильнее. Ветшают перекрытия, ослабевают крепления. Медленно, но неумолимо крошится бетон, ржавеет металл.

Город умирает. Умирает вокзал.

И лишь одно строение, кажется, не спешит разделить общую участь. С северной стороны к развалинам Ладожского вокзала жмется приземистое сооружение мышиного цвета. Одноэтажное здание, похожее на блиндаж или ДОТ; неприметное, неброское, лишенное всяких архитектурных особенностей... У туристов и фотографов этот домик вызвал бы разве что вялую зевоту. Зато и отваливаться оказалось просто нечему, поэтому здание почти не изменилось.

В отличие от всех окружающих строений, оно выглядит обитаемым.

Тут валяются стреляные гильзы. Там среди грязи и мусора отчетливо виднеется цепочка следов. Ржавые остовы автомобилей, мусорные баки, разбитые платежные терминалы возле этого строения сложены в строгом порядке, образуя нечто вроде брустверов. Между ними из обломков бетона люди соорудили крытые переходы. Вместо разбитых стеклянных дверей вставлены стальные щиты. Стаи голодных псов раз за разом предпринимают упорные попытки прорваться сквозь эти заслонки, но отступают, несолоно хлебавши. Изящная, витиеватая буква «М» висит над входом.

Все мутанты, обитающие в окрестностях, знают: от этого сооружения лучше держаться подальше. Двуногие существа, обитающие в нем, убивать умеют.

* * *

За несколько часов до вылазки Иван Степанович Громов, инструктор Лены, поднялся наверх, и сообщил, что погода отличная. Но когда Громов, Рысева и третий участник охоты, солдат самообороны Эдуард Вовк, поднялись в вестибюль, оказалось, что ветер пригнал непонятно откуда такой густой туман, что в двух шагах ничего не было видно. Громов постоял у смотрового окошка, пытаясь понять, что происходит снаружи, и покачал головой.