Смерть в хрустальном дворце - Кэролайн Данфорд

– Ты починил куклу? – спросила я. Насколько мне известно, Бертрам не дружит с техникой и не имеет соответствующих склонностей, а большинство кукол, в особенности дорогих, таких, как Риченда покупает Эми, просто напичканы какими-то сложными соединениями.

– Нет, – ответил Бертрам. – Мне удалось только оторвать ей голову. Я пришел в ужас, опасался, что Эми начнет реветь, как ее мать, но вместо этого она принялась хохотать. Представь утку, застрявшую в сливной трубе. У Эми получался именно такой звук. Просто невероятно!

– Как я понимаю, куклу починил Рори?

– Да. Вероятно, он унаследовал это мастерство от своего отца.

Я застыла на месте с полной ложкой джема в руке, который собиралась намазать на тонкий тост, и опасалась, что булка не выдержит веса джема.

– Его отца?

Бертрам кивнул и продолжал говорить, пережевывая яичницу, что было совсем непривлекательным зрелищем.

– Ты знаешь, что он сын бакалейщика? Ну, там, гири, таблицы мер и весов…

– Но… – открыла рот я, потом решила сменить тему. – Эми поедет с нами в Хрустальный дворец?

Бертрам кивнул:

– Ее мать считает, что это будет познавательно.

– Скорее, это окажется вредоносным, – заметила я, не ожидая ничего хорошего.

– Надеюсь, что Мэри отговорила Риченду брать малышей.

– Да, Риченда могла посчитать, что это прекрасная мысль.

– Но это же Риченда, – сказал Бертрам. – И разозленная Риченда.

– Ты прав, – согласилась я и затолкала тост в рот до того, как он развалится на части под весом апельсинового джема. – Можно считать, что нам повезло.

– Знаешь, любовь моя, я думаю, что нам нужно немного поработать над твоим поведением за столом, – заявил Бертрам.

Мне пришлось приложить огромное волевое усилие, чтобы не запустить в него яйцами пашот. Они бы прекрасно размазались у него по рубашке.

И вот теперь Бертрам, Риченда, Рори, Эми и я ждали извозчика, и я начинала испытывать возбуждение. Выставка в Генте, на которой мы побывали с Бертрамом, была просто потрясающей. Та выставка, на которую мы собирались сейчас, была гораздо меньших масштабов, то есть на первый взгляд их и сравнивать не стоило. Но я очень хотела увидеть гигантское стеклянное сооружение, в котором она проводилась. Оно изначально строилось к Всемирной выставке [9] под руководством принца Альберта. Но потом наступили трудные времена, оно чуть не было уничтожено, но люди буквально его выкупили. Я дрожала от мысли о том, что вскоре увижу эту гигантскую жемчужину нашей столицы. Хотя я ожидала, что внутри будет очень жарко, и, соответственно, надела свое самое легкое платье.

– Ты знаешь, что он в три раза больше собора Святого Павла? – спросила я у Бертрама, когда мы все забрались в кэб. – Тридцать три метра высотой! И там такое освещение, что деревья растут и цветут внутри этого строения.

– Хм, – сказал Бертрам. – Боюсь, что Риченда захочет, чтобы я приглядел за Эми. Ты ее обыскала? Она рогатку с собой не взяла?

– Интересно, а кто там моет стекла? – спросил Рори. – Наверное, это ужасная работа.

– Его изначально построили в Гайд-парке, потом полностью разобрали и снова собрали на общинных землях в Пендже [10], – сообщила я. – И ничего не сломали и не разбили. Вот это достижение!

– Что? – воскликнула Риченда. – Я думала, что он до сих пор в Гайд-парке.

Я покачала головой:

– Я читала про него сегодня утром. В холле лежит очень интересный проспект, в котором подробно обо всем рассказывается. И консьерж очень помог. Похоже, что вскоре после окончания Всемирной выставки весь дворец перенесли на юг Лондона. Он теперь находится в Пендже, рядом с Сиднем-Хилл [11]. Эта местность описывается как район для богатых с большими виллами.

Риченда смотрела на меня с ужасом и восхищением одновременно. Ее явно увлек мой рассказ.

– Это совсем не то, что я ожидала, – сказала она, потом повернулась к Бертраму: – Надеюсь, у тебя хватит денег, чтобы заплатить извозчику, Бертрам.

Бертрам бросил взгляд на Рори, тот глубоко вздохнул и кивнул.

Эми прижалась носом к окну и смотрела на загадочный Лондон. По улицам неслись кареты и различные повозки, запряженные лошадьми, и автомобили. И те, кто сидел на козлах, и те, кто сидел за рулем, считали, что их вид транспорта главный на дороге и им должны ее уступать. Иногда участникам дорожного движения с трудом удавалось избежать столкновений. Я не смотрела по сторонам, устремив взгляд вперед. Я достаточно много ездила с Бертрамом в автомобиле, чтобы уже хладнокровно воспринимать то, что происходит на дорогах, и не дергаться, когда едва не столкнешься с кем-то. И я предполагала, что извозчики и водители авто в Лондоне более склонны избегать этого, чем мой возлюбленный.

– А почему мы не поехали в автомобиле дяди Бертрама? – спросила Эми.

– Мы бы все не поместились, – ответила Риченда.

Эми надулась.

– Но мы едем так медленно. Почему лошади так медленно бегут? И почему с нами в кэбе едет слуга, мама? Ты же говорила, что мы должны путешествовать раздельно. Разве ты не поэтому отправила Гленвиль в третий класс, когда мы ехали на поезде?

У Эми почти полностью исчез ирландский акцент, и, похоже, она совсем не помнит свою предыдущую семью. Ее биологические родители – ирландские иммигранты, которые плыли третьим классом на «Титанике», когда тот утонул. Ей чудом удалось спастись, потому что большинство людей, путешествовавших на нижних палубах, не смогли. О той трагедии много говорят, и это истории, которые показывают самое лучшее и самое худшее в людях. Мы с Ричендой тогда путешествовали на «Карпатии» [12], которая бросилась на помощь «Титанику». Мы решили не говорить с Эми о трагедии, пока она сама не начнет задавать нам вопросы. Возможно, мы позволяем ей слишком многое, потому что она пережила такую трагедию, оказалась на пороге смерти и потеряла всю семью. Но на этот раз я не могла не отреагировать на такие слова. Хотя я не успела – вмешался Бертрам.

– Рори Маклеод – мой мажордом и мой друг, – сказал он. – Мажордом – это как управляющий поместьем, но у него гораздо больше обязанностей, и он важнее. Ты должна понять и запомнить, Эми, что люди, которым повезло в жизни так, что они могут нанимать работников, обязаны уважать их как людей.