Кто управляет Россией? - Татьяна Миронова

В этом смысл христианского креста — по доброй воле идти на риск, на гибель, глядеть в глаза смерти, буквально попереть льва и змия, встречая опасность лицом к лицу, потому что невозможно смириться со злом, невозможно терпеть зло, нестерпимо соглашаться со злом. Родители-мусульмане побоялись вступить в огонь, ибо страшились собственной смерти, а русская православная женщина, не рассуждая об опасности для себя, думала только об одном: «Как жить-то после такого?» Истинный христианин не может уживаться со злом, потому берет крест свой и идет, жертвуя собой, за Христом.

А во что у нас превратилось понятие нести свой крест? Ныне так говорят о людях, которые терпят страдания, болезни, материальные лишения, издевательства родных, семейные и прочие несчастья. Но все эти житейские перипетии, если точно следовать слову Евангелия, крестом не являются, ведь они не добровольно возложены на себя страдальцами, это, как правило, «плата по счетам», «отдание долгов», наказание человеку от Господа, милостиво ожидающего от страждущего, от терпящего беду, искреннего покаяния и слезной молитвы. Но сколь утешительно и одновременно искусительно такому страдальцу верить, что таков его крест, посланный от Господа, и благодаря набежавшим на него несчастьям чувствовать себя исполнившим долг христианином.

Каков же истинно крест наш ныне, во времена тяготеющего над Русью ига? Крест наш — добровольный выбор пути христианского — прежде всего спасение русских от физического истреблении и духовного рабства. Из-за сокращения территории исторической России, ухода из нее народов, когда-то получивших кров и защиту русских, впервые за несколько столетий мы, русские, стали подавляющим большинством в своей собственной стране. Это страшно напугало врагов России и Православия, и они принялись физически истреблять нас — абортами, алкоголем, наркотиками, непосильными условиями жизни. Они взялись за наши души, растлевая больших и малых, а тех, кто носит имя христианина, заводят в ложь иудео-христианства или отваживают в дебри псевдоязычества.

Сколько же крестов разбросано ныне по нашей земле. Поднимай, воздвигай себе на плечи какой по силам. Только тогда можешь надеяться, что Господь, приняв твою вольную жертву, не ввергнет тебя в невольное мученичество.

Православное воинство, как свидетельствует русская история, — непобедимо, всегда вело исключительно оборонительные войны, но действовало сокрушающе. Единственное, что остается врагам Православия, пытающимся раз за разом разрушить Православный мир и его крепь — Россию, это раскрошить, надломить в нас стержень Веры. Как это делается? Ответ старца Паисия Святогорца: «Сегодня стараются разрушить Веру и, для того чтобы здание Веры рухнуло, потихоньку вынимают по камешку. Однако ответственны за это разрушение мы все: не только те, кто вынимает камни и разрушает, но и мы, видящие, как разрушается Вера, и не прилагающие усилий к тому, чтобы ее укрепить. Толкающий ближнего на зло даст за это ответ Богу. Но даст ответ и тот, кто в это время находился рядом: ведь и он видел, как кто-то делал зло своему ближнему и не противодействовал этому» (Старец Паисий Святогорец. «Духовное пробуждение», М., 2007, стр. 24).

Дух воинства Христова, дух сопротивления злу, нависшему над миром, должен сохраняться незыблемым в России, иначе не устоит и мир. А камни православного сознания, уже почти изъятые из оплота нашей Веры, мы обязаны восстановить, вернуть на их законное место, ибо каждый из нас даст ответ Богу за то, что сделал в эти тяжко трудные годы.

С детских лет мы слышали злобное определение Православной христианской Веры воинствующим сатанизмом: «религия — опиум для народа». Но если всмотреться в состояние сегодняшнего православного клира, то ему навязывают ныне именно такое Православие. Каждый, кто ходит в храм или смотрит православные телепередачи, или читает книги о Православии, разве не ловит себя на мысли, если конечно, он честен перед собой, что Православие ему моделируют как сладкую сказку, помогающую отвлечься от трудностей сегодняшней жизни, как волшебную грезу, позволяющую забыть о невзгодах своих и Родины. Из Православия часто цинично делают хобби, вроде филателии или моржевания, стояние же в храме и беседу с духовником порой — даже подумать страшно! — уподобляют посещению экстрасенса или гадателя.

В понимании наших молитв, в воспитании христианских добродетелей произошел роковой сдвиг смысла, кто-то упорно и кропотливо трудится над истончением, ослаблением нашей Веры, ловко подменяя подлинные понятия на мнимые.

В молитве Свете Тихий, к примеру, слово тихий в отношении к Господу давно понимаем по-русски, думаем, что это еле видимый, с трудом различимый нежный свет. А ведь Тихий Свет по-славянски значит — Свет утешительный, то есть наполняющий душу смыслом бытия. Ибо тихий родственно слову тешить, а оно исконно подразумевало исполнять радостью, правдой, Верой, — всем, что делает человека светлее и чище, что приводит его к Богу. Царю Небесный, Утешителю, — обращаемся мы с молитвой к Духу Святому, разумея, что наитием своим Он исполнит нас правдою Божьей. Свете Тихий, — обращаемся к Сыну Божьему, веруя, что Он раскроет нам смысл нашего жизненного пути. Именно такое определение некощунственно приложимо к Господу Иисусу Христу, именуемому в молитве — Свете Тихий.

Или вот к Матери Божией обращаемся — Теплая Заступница рода христианского, и опять нам неверно внушают, что это значит нежная, уютная, милая. Хотя ровно наоборот, Теплая Заступница по-славянски означает — горячая защитница наша. Теплота по-славянски — горячность.

Почему и теплохладность — хуже холодности в Вере, ибо, смешивая кипение пристрастия и лед враждебности, получают вязкую жижу равнодушия и безразличия. После таких вот смысловых подмен у церковнославянских слов тихий и теплый нам говорят, что теплота и тишина — отличительная особенность нашего русского Православия! Господь Иисус Христос предстает в таком истолковании нежным и тишайшим, а Матерь Божия нежной и уютной. Так из Православия изводят его коренную особенность — воинский дух, наполняют нашу Веру одной лишь созерцательностью, тишиной, теплотой, нежностью — одним лишь душевным комфортом.

В то же время страшные болезни духа среди православных и грехами сегодня считать уже не принято. Ну, кто сегодня искренне исповедуется вслед за Святителем Иоанном Златоустом: Господи, избави мя от всякаго неведения и забвения, и малодушия и окамененнаго нечувствия. И это страшно! Неведение — бессовестность, когда человек не ведает, что творит зло, когда совесть сожжена, один серый пепел в душе. Забвением именуется утрата памяти смертной, стертость мысли о том, что за всякий свой поступок придется платить, забвение — это когда нет и малости памяти о Страшном суде Христовом. Малодушие сегодня не кажется опасным для человека, его толкуют как предтечу трусости, нерешительность в борьбе, не более, но на самом деле малодушие должно пониматься буквально, когда в человеке мало души, все существо его занято плотским, телесным, земными страстями, собственным благополучием, когда в малую душу его не вмещается мысль о Боге, любовь к Нему и к ближнему своему. Малодушие — когда ищут мелких, эгоистичных выгод в Вере и забывают, что основой и крепью Православия было не одно только обеспечение себя на этой земле здоровьем, богатством и прочими благами. Разве не малодушие, когда мы норовим с помощью Божьей устроить свои делишки и не замечаем при этом, что страна охвачена войной, но ни утрата территорий, ни нашествие иноплеменников нас не удивляют и не трогают, мы все о своем — об исцелении от болезни, о получении квартиры, о хорошей работе, о том, о сем… Но на войне спасаться в одиночку — дезертирство, и чье-то отдельное спасение, а вернее, стремление благоденствовать, когда стонет в мучениях наша страна, — мерзость в очах Божиих.