Орлы и ангелы - Юли Цее

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 90
Перейти на страницу:

Мороженое, говорю.

Звучит это не только пошло — звучит затравленно. Может быть, я дошел до ручки, до самой ручки. Из последних сил делаю пару шагов вперед и кладу брикет ей под руку, на компьютерный стол. Она все еще не шевелится, но писать перестала, червяк замер посреди экрана, руки Клары хищно зависли над клавиатурой, как два предвкушающих добычу паука.

Единственное, что мне от тебя нужно, тихо говорит она, это твоя история. Все остальное меня не интересует.

Пару минут мы проводим в полном молчании. Лишь насекомые продолжают свое. Если бы она шевельнулась, если бы обернулась, если бы я увидел ее лицо; если бы в ее голосе оказалась различима хотя бы искра тепла, искра жизни, мне, может, и удалось бы овладеть ситуацией. Я бы рассмеялся или зарычал, я заставил бы ее дорого заплатить и за эту мошкару, и за зеленую машину, за шум трафика и детский крик на улицах, за скверное освещение в кабине лифта. Мне требуется малейший толчок, самый ничтожный повод. Но она сидит смирно, совершенно смирно, она не оборачивается, она даже не переводит дыхание.

В горле у меня вдруг начинает клокотать, я хватаю брикет — он уже размяк и поплыл под пальцами, жидкая масса в двойной обертке, и принадлежит Джесси — и выскакиваю из комнаты. Пса я тащу за ошейник, он сперва упирается, судя по всему, хочет остаться здесь, его когти оставляют царапины на гладком полу, но вот срывается с места, со мной, за мной, мы мчимся по темному коридору, блуждаем, не можем найти маленький красный огонек над лифтом, обнаруживаем вместо этого высвеченный зеленым выход на лестницу. Полагаю, Жака Ширака Клара даже не заметила.

Выскочив во двор, я швыряю мороженое наземь и со спортивным азартом затаптываю в здешнюю пыль, пока фольга и бумажная обертка не лопаются, и белая жижа брызгает мне на туфлю, попадает в носок, я чувствую, как она растекается, прилипая к лодыжке. В прежние времена, в Вене, впав в минутное замешательство, я запирался в кабинете и застывал посредине, приняв позу статуи — одна нога вперед, в приподнятой правой руке раскрытый наугад свод важнейших международных законов. Не опуская глаз, считывал мысленным взглядом надпись на бронзовом постаменте: Максимальный Макс. Вид у меня при этом, должно быть, был фантастически смешной. Однако срабатывало.

Бежать нет смысла, я опасаюсь, что Клара может увидеть, подойдя к окну, мое бегство, но все равно бегу. Лишь выбежав на улицу, заставляю себя перейти на шаг, но уже пару мгновений спустя вновь мчусь во весь опор. На каком-то перекрестке часы с подсвеченным циферблатом: начало четвертого. Домой я попаду не раньше чем в полчетвертого, а когда смогу рухнуть на матрасное ложе, первые птички уже проснутся и мне будет не заснуть. Жара начнет прибывать, трафик — тоже, я буду ворочаться, сжимая ладонями виски, и среда кончится, и настанет четверг или что-нибудь в том же роде — то ли минувший вторник, то ли предстоящая пятница, то ли любой другой день моей жизни.

Хотя над крышами домов напротив на горизонте уже появилась полоска сумрачной белизны, у меня в прихожей стоит полная тьма. Тем резче бросается в глаза подмигивание красной лампочки автоответчика.

Четверг, ноль часов тридцать две минуты, произносит он.

Как педантичны эти приборы. В полпервого ночи я бы сказал, что еще среда. Затем звучит мужской голос, которого я не знаю. Но выговор ни с чем не спутаешь. Голос принадлежит уроженцу Вены.

Когда мужчина умолкает и прощально бибикает автоответчик, я вырываю шнур из розетки. Бегу в гостиную, не зажигая света, запихиваю несколько носильных вещей в подвернувшийся под руку пластиковый пакет. Выгоняю Жака Ширака на лестницу и выхожу следом. Запираю дверь на два оборота и мчусь вниз по лестнице. Прочь отсюда.

5 ПОРОСЕНОК

Принимать горячий душ в жару — это мазохизм. Вода льется на меня струями, а я потею ручьями, красные пятна, похожие на солнечные ожоги, выступают на бедрах. У меня кружится голова. Густым паром заволокло всю душевую кабину. Ее прозрачные стены запотели, и видимость здесь такая, словно я прильнул к иллюминатору, а самолет проходит сквозь облако.

Это чужая ванная. Гель я лью, не жалея, из красной пластиковой бутылки с сорванной этикеткой. От него разит мужским духом. На краю ванны выстроились в ряд косметические флаконы, но у всех отсутствуют этикетки. Я свинтил пару колпачков и принюхался к содержимому. Сплошь дамская парфюмерия, причем непременно с каким-нибудь съестным ароматом: ваниль, персик, яблоко, кокосовый орех, киви, земляника.

Задаюсь вопросом, не предназначен ли гель с мужским духом постоянному любовнику. Живо представляю себе, как они вечерком сидят рядышком на краю ванны и, не щадя ногтей, соскребают с флаконов этикетки.

Ковырнув в носу, вытягиваю засохшую бурую дрянь, местами выраженно кровавую. Вытягиваю на десять сантиметров — и тут же ее вымывает душевой струей у меня из пальцев и уносит в сток. Нет, конечно же, у нее нет постоянного любовника. Не то бы он давным-давно нагрянул набить мне морду. Или он интеллектуал? Но нет, ей такой бы не подошел. Значит, она пользуется мужским гелем сама или купила его для меня. Делаю воду еще горячее. Все, что составляет мою суть, находится впритирку под кожей — и все рвется наружу, навстречу целительному болевому шоку, который сулят и несут горячие струи; в эту боль мое тело втиснуто сейчас целиком, как в скафандр. На мгновение меня утешает мысль о том, что я по меньшей мере осознаю, в чьей именно ванной сейчас нахожусь. Ну а теперь — и как это приятно, как хорошо — можно пустить холодную. Должно быть, она угостила меня спиртным, уже не помню. Но в чем я совершенно уверен, так это в том, что ее не трахнул. У меня уже много недель не встает, так что хотя бы на это я могу положиться.

Пар туманит не только гладь зеркала, но и кафельную плитку, но и раковину, но и унитаз с биде, но и все пластиковые бутылки и флаконы. Верхние слои рулона туалетной бумаги уже пошли пузырями. Все это удивительно.

И тут я вспоминаю о псе. То есть наоборот: не могу вспомнить, где и при каких обстоятельствах его в последний раз видел и на кого оставил. На мгновение я застываю как столб, вода хлещет мне в разинутый рот. Выплевываю ее, выбираюсь из-под душа, открываю раздвижную дверцу кабины. Чудовищное облако пара вырывается следом. В здешней прихожей я впервые, в сознательном состоянии. Пол застлан светлым ковром; типичная квартира Ikea, естественно за родительский счет. Четыре белые лакированные двери, все закрытые.

КЛАРА!!! — ору во всю мочь.

Одна из дверей открывается, Клара высовывает голову в коридор, и тут же ко мне бросается Жак Ширак с длинным сгустком слюны, висящим из левого угла пасти.

Я вытираюсь — и тут же вновь становлюсь мокрым: и собственный пот, и пар. Нижнее белье у меня грязное, поэтому я надеваю брюки на голое тело, защемив в «молнии» пару срамных волос. Рубаха прилипает к спине и плечам, с нею никак не управиться, два раза подряд я застегиваю ее не на ту пуговицу и бранюсь.

А откуда у тебя собака, спрашивает Клара.

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 90
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?