Женщина на грани нервного срыва - Лорна Мартин

Я осеклась. Что-то было не так. Где одобрительные кивки, где благодарности?

Трэйси озадаченно замотала головой.

— Что за хренотень? — спросила она со смешком. — У кого новый альбом? Кто стал отцом?

— Э-э… я про «Трэвис», — пролепетала я. — Я так поняла, мы большой материал про них делаем.

Гробовая тишина была мне ответом.

— Ча-вес, — медленно произнесла Трэйси, с ударением на каждом слоге. — Мы говорили об Уго Чавесе, президенте Венесуэлы. Мы планируем дать о нем материал по следам фиаско на недавних парламентских выборах и в преддверии президентских.

— А-а…

Фиаско? Старина Уго, ты понятия не имеешь, что это такое. Провалиться бы мне сквозь землю — в аду обстановка и то приятнее.

У меня в мозгу от напряжения, видимо, что-то перегорело. Я решила, что лучше всего притвориться, будто я ничего не говорила и никто меня не слышал. Хотя лицо пылало от стыда. Я уже сидела в луже — и готовилась нырнуть в нее с головой.

— Ах да, конечно. Выборы стали полным фиаско. Совершеннейшим. Где-то еще недавно похожее было. В Боливии или Никарагуа… Ну, короче, где-то там. У них там все выборы такие. Ха-ха-ха. Точно. Обалдеть. Чавес. Уго Чавес. Выборы. Венесуэла. Потрясающе. Пардон, мне надо выйти. — Нервно похохатывая, я попятилась к двери.

Трэйси, которая всегда в курсе всех мировых событий, проводила меня недоуменным взглядом. Она явно не знала, смеяться ей или плакать.

Я пулей влетела в туалет и заперлась в кабинке. Черт, черт, черт, господи, да что же это такое? Мало мне других проблем, так теперь еще и новую работу искать. Я никогда больше не смогу взглянуть в лицо коллегам. Придется начать новую жизнь. Где-нибудь в другом месте. Там, где никто ничего не знает обо мне и о том, что я не отличаю «Трэвиса» от Чавеса, будь он неладен. Но сначала, хочешь не хочешь, нужно отсидеть планерку, которую я надеялась пропустить, и попробовать убедить коллег, что я не полная идиотка.

Я вернулась обратно и устроилась с краю, пытаясь спрятаться за редактором отдела политики и главой отдела журналистских расследований. Впереди за большим столом сидел Камаль — мой начальник и хороший друг, а слева от него — Люси, его заместительница и тоже моя хорошая подруга. Стол был завален воскресными газетами, и нервы у меня натянулись до предела. После обсуждения конкурентов (во время которого я даже не пискнула — единственная из всех) разговор зашел о планах на предстоящую неделю. Кто-то добился эксклюзивного интервью у премьер-министра. Глава отдела расследований узнал, что британские чиновники разрешили вывезти в Иран партию радиоактивных материалов, которые, по мнению экспертов, могли быть использованы для создания ядерного оружия. Беседа шла своим чередом, и все друг за другом высказывали свои гениальные мысли.

— Лорна, а у тебя что интересного на этой неделе? — спросил Камаль.

Черт. Я-то надеялась, что, если у меня получится не встречаться с ним взглядом, он забудет о моем существовании. У меня не было ни единой идеи. Ну же, ну же, приди, вдохновение! В комнате воцарилась тишина. Камаль смотрел на меня выжидающе.

— Э-э… ну, я много чего обдумывала… Запрет на курение в ресторанах угрожает окружающей среде. Вроде как… — запустила я пробный шар.

Камаль вопросительно поднял брови. Я сказала, что из-за обогревателей, которые владельцам заведений придется установить снаружи для курильщиков, в атмосфере станет больше парниковых газов.

— Можно поставить заголовок «Дави на газ».

Наступило неловкое молчание. Конечно, Камаль не сказал: «Что за чушь ты несешь, твою мать?» — но, судя по его выражению лица, именно это и подумал.

— Ясно. Еще что-нибудь?

В висках у меня гулко бухало. Я выпалила:

— Вообще-то да. У меня есть одна подруга. За тридцать, не замужем. У нее отличная работа, замечательные друзья, крепкое здоровье. С первого взгляда — все прекрасно. Но с другой стороны, она совершенно несчастна. Она улыбается, делает вид, что все в порядке, притворяется довольной и уверенной в себе, но постепенно этот фасад дает трещину. И вот, хотя она всегда скептически относилась к таким вещам, она решила походить к психоаналитику. Это не какой-то там короткий двухмесячный курс, по разу в неделю, — у нее все всерьез и надолго. Она понимает, что ей предстоит долгий путь. В нашем подсознании спрятано множество рычагов, которые управляют нашей жизнью, хотя мы даже не подозреваем об этом. Короче, она погрузилась в это дело с головой — трижды в неделю она ложится на кушетку психоаналитика. Причем эта психоаналитичка — страшный человек, просто монстр, ведьма пополам с инквизитором. Так что она или погибнет, или излечится — через год будет ясно.

Тишина. Коллеги переглянулись, а потом все головы, как по команде, повернулись ко мне.

— Если вы думаете, что я о себе, то ошибаетесь, — с деланной беззаботностью бросила я и тут же скроила извиняющуюся гримасу: неужели это настолько заметно?

Камаль улыбнулся. Он был одним из тех сотрудников «Обзервера», которые в последнее время с безграничным терпением регулярно подставляли мне жилетку и мягко намекали, что, возможно, мне стоит поговорить со специалистом.

— Ну, в общем… эта… э-э, моя подруга… ну, она бы не против написать статью на эту тему. Только под другим именем. Она не хочет, чтобы все узнали, что она ходит к психоаналитику. Нет, она не стесняется. Здесь стесняться нечего. Но вы же знаете людей — начнут еще обсуждать, критиковать… Она не хочет, чтобы окружающие навыдумывали себе бог знает чего, решили, что она чокнутая. Потому что она не чокнутая. С ней все в полном порядке.

Внезапно последнее предложение показалось мне неубедительным, и я поспешно добавила:

— Ну ладно, возможно, с ней не все в порядке. Но ничего серьезного. Ну да, у нее есть кое-какие трудности. Небольшие.

— А у кого их нет? — сказал Камаль. — Но нужно быть сильным, чтобы признать свои проблемы, — и особенно чтобы начать с ними бороться.

После планерки мы с ним обсудили будущий материал. По словам Камаля, вопросы отношений, эмоций, душевного здоровья волнуют многих, но большинство боится их затрагивать. Он сказал, что написать об этом — достойный, отважный шаг, но призвал меня хорошенько подумать о возможных подводных камнях, прежде чем выворачивать душу наизнанку на страницах газеты.

Через несколько дней я перезвонила ему и заявила, что готова взяться за дело, причем писать буду под своим именем, а не под псевдонимом.

— Так я продемонстрирую, что в психотерапии нет ничего постыдного. Вдруг мои статьи кому-то помогут.

В тот момент я действительно думала, что для меня это — единственная причина разделить свои интимные секреты примерно с миллионом читателей «Обзервера».

На следующий день я сидела с подругами, Рэчел, Кэти и Эмили, в пабе «Чинаски» недалеко от моего дома. Рэчел тридцать два года, работает на телевидении. Высокая, фигуристая, с копной длинных кудрявых волос. Она остра на язык и за словом в карман не лезет. Мы когда-то работали вместе и дружим уже восемь лет. Эмили — тридцать, она адвокат. Потрясающая красавица, чем-то напоминает Дженнифер Энистон, только симпатичнее. Я встретила ее, когда училась в аспирантуре. Кэти — тридцать шесть, она психотерапевт, высокая, фантастические ноги, каштановые волосы до плеч, модная челка. В юности Кэти была лучшей подругой моей сестры, но за последние год-полтора мы с ней очень сблизились. До сих пор только Кэти знала, что я пошла к психоаналитику. Теперь я решила объявить об этом всем.