Цветущий репейник - Ирина Дегтярева
Шрифт:
Интервал:
— Везде трудно, — тётя Надя раздражённо смяла салфетку. — А их хлебом не корми, дай поплакаться на свою судьбу. Как будто другим всё легко и просто.
— Надь, ты что-то ни к селу ни к городу. Гурька-то при чём?
— Мама подозревает его во всех смертных грехах, — встрял Юрка.
— Ты мать не критикуй, — урезонил его дядя Митя.
Разговор за столом затух, и стало слышно, как бьётся ещё сонная весенняя муха под стеклом плафона, висевшего над столом.
«И они тут ссорятся, — заскучал Гурька. — Солнце, цветы, свой дом, а люди ссорятся».
Розовый закат с оранжевыми прогалинами вкрался в дырочки тюлевых занавесок на террасу, и жёлтый тёплый свет рассеял напряжённость. Запахло свежезаваренным чаем, клубничным вареньем. Круглый стол, покрытый красно-зелёной клетчатой скатертью, с дымящимися чашками и сушками в глиняной миске, с прошлогодним клубничным вареньем в стеклянной вазочке и булочками в плетёной корзинке, закружился у Гурьки перед глазами. Всё это чудилось сном тёплым и сладким, как клубничное варенье. Жужжание мухи, кружившей над головой, было дремотным, словно и она проникла в сон, прельстившись его приторной сладостью.
Гурька спал, положив голову на руки. Но услышал, что сказал дядя Митя.
— Оставь ты мальчишку в покое. Он радуется жизни, цветами любуется… Дожил до двенадцати лет, а тюльпаны впервые увидел. А ты цепляешься. Между прочим, нашего Юрку, «правильно» воспитанного, ничего, кроме компьютера, не интересует.
Этот самый компьютер стоял у Юрки в комнате. Он совсем не походил на те ящички, что были в поселковой школе. Одна половина из них не работала, а другая мерцала и дрожала мутным изображением, выдавая непонятные колонки цифр и букв.
Юркин компьютер выглядел так, как, наверное, выглядит пульт управления на космическом корабле. Яркий, громкозвучный, с мягко щёлкающей под пальцами клавиатурой. Гурька осмотрительно не лез к этой космической штуке, опасаясь сломать.
Вчера он не один час простоял за спиной Юры, уставившись на экран. Юрка безжалостно расстреливал колченогих монстров и чудовищ-мутантов.
А Гурька думал, что будь у них в посёлке хоть один такой компьютер, то владелец его загордился бы, а то и брал бы с пацанов плату за разрешение поглазеть на чудо.
Но пока чудо в Сорок Седьмой не завезли, любимым развлечением пацанов весной и осенью на единственной центральной улице, которую прозвали «грязелечебницей», было швыряние друг в друга комков жирной липкой грязи. Не останавливали даже суровые родительские внушения за перепачканную одежду. На этой же улице зимой начиналась ещё одна забава.
Плотно слежавшийся снег так раскатывали грузовики и расшаркивали ногами прохожие, что дорога превращалась в каток. Грузовики двигались по ней медленно, и мальчишки, сидя на санках, успевали зацепиться железным крюком за кузов и ехали до окраины посёлка. Если взрослые заставали их за этим занятием, то драли немилосердно. И Гурьку дед пару раз взгрел, но отказаться от лихачеств мальчишка не мог.
Сердце замирало, а потом вместе со скрежетом цепляемого крюка оно срывалось в лихорадочный забег вслед за рифлёными колёсами грузовика, скакало сердце и трепыхалось. Полозья санок звенели по накатанной дороге, за спиной бежали и улюлюкали пацаны, в темноте раннего зимнего вечера уносился блестящий накатанный снег с отражёнными бликами редких фонарей и фар грузовика. Ветер ледяной волной обжигал щёки, окончательно сбивая дыхание. И когда дышать уже было нечем, а биение сердца сливалось в гудение крови в висках и в автомобильный гудок встречного грузовика, извещавшего водителя о незапланированном пассажире, Гурька отцеплялся. Он ещё некоторое время катился по инерции, сердце разлеталось на много маленьких сердец, которые бились в руках, ногах, голове, животе, становилось жарко. Вот тут расслабленного лихача можно было брать тёпленьким, пока он глупо улыбался, ткнув санки в сугроб на обочине.
* * *
Свет рассеянный, бледно-жёлтый. Солнце послало его разведчиком, своим глашатаем, чтобы возвестил о своём приходе. И этот свет всё вокруг тронул, растормошил ото сна. Тюльпаны робко приоткрылись, нарциссы повернули к свету венценосные головки на крепких шеях, завёрнутых в бежевые пергаментные и шуршащие воротники. Примула засуетилась, растопырила цветочки во все стороны, будто перешёптывалась: «Где? Где солнце?»
Гурька ёжился от весеннего ветерка тоже в ожидании солнца. Изо рта шёл парок: ночью заметно холодало. На огороде лежал клочками туман. Гурька стоял на крыльце в синих в цветочек сатиновых трусах почти до колен, в тёткиных галошах на босу ногу и в клетчатой рубашке на плечах.
«Мама, наверное, тоже сейчас вышла на крыльцо, — подумал Гурька. — Только у нас там ещё снег и солнце уже взошло. А улица почти пустая. Разве что шахтёры идут на смену и со смены».
И дед встаёт, чтобы идти на шахту. Скрипит его кровать, такая же железная, с чешуйчатой звенящей сеткой, как у Гурьки. Но у внука кровать на колёсиках, как больничная койка. Он видел такие в районной больнице, где лежал с подозрением на аппендицит. Потом, правда, врачи его с позором вытурили, каким-то образом прознав, что в больнице Гурька скрывался от районных контрольных по русскому языку и алгебре.
…Солнце выпрыгнуло из-за деревьев, выбило у мальчика из глаз сине-зелёные радужные круги. Он улыбнулся, чихнул и пошёл будить Юрку.
Тот обещал свозить брата в «Детский мир» — магазин, где продаются одни игрушки. Гурьке это было непонятно. В их маленький поселковый магазин тоже привозили игрушки. Они занимали там целую полку, обласканную детскими взглядами, политую ручьями слёз. Куклы, мишки, машинки, пистолеты — вот и весь немудрёный репертуар игрушек, чаще всего привозимых из Китая, который был от Сорок Седьмого ближе, чем Москва.
У мальчишек спросом пользовались водяные пистолеты. Они, правда, выходили из строя после двух-трёх уличных битв, но тогда их пускали в ход в качестве дубинок. Хватали за ствол и пластмассовым прикладом норовили угодить недругу по затылку, в лоб или глаз, огреть по спине или чуть ниже. К концу побоища на улице оставались лежать обломки ядовито-зелёной или оранжевой пластмассы, а героям доставалось дома за расточительство. Полку с игрушками в магазине вновь щедро поливали слезами и канючили, канючили, выпрашивая у родителей новый пистолет.
Поскольку китайская пластмасса стоила не слишком дорого, пистолет приобретался, и частенько родители сами становились объектом нападения, получив из-за угла ледяную струю в физиономию.
…Но такого магазина, как «Детский мир», Гурька и в самых сладких снах не видел.
Третьяковскую галерею променяли на магазин, и Гурька, открыв рот, вертел головой и плёлся в толпе, уцепившись за подол Юркиной куртки. Целый зал магазина был заполнен только мягкими игрушками — от страуса до крота, от верблюда до кролика, — пушистыми, самых причудливых цветов.
Юрка направился к отделу с радиоуправляемыми машинками, а Гурька вдруг замер у стенда. Там, затёртый между двумя пухлыми лупоглазыми мишками, сидел клоун. С тонкими тряпичными руками и ногами, с таким же мягким и, как показалось Гурьке, тёплым тряпичным телом. Ладошки, ступни с круглыми розовыми пяточками и лицо были из податливой резины. Гурька не мог оторвать взгляд от клоуна и, заворожённый, трогал его пальчики на ноге.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!