Арабская принцесса - Таня Валько

– Wallahi! – выкрикивает Хамид. – Позор – это то, что они оттолкнули и выбросили родственника, когда ему была нужна помощь, но не его болезнь! – возмущается он. – Извини, я больше не буду тебя перебивать, – шепчет он, прикладывая два пальца к губам.

– Бедуины относились к маме как к изгою общества и рабыне, которая выполняла всю самую тяжелую и грязную работу. Она не могла никому пожаловаться, не было никого, кто бы за нее заступился. Она рассказывала мне только о паре случаев из ее ежедневной жизни. Вспоминала, что там также была несколько раз изнасилована. Такова жизнь женщины в мире, которым правят сильные, а все объясняется в каком-то извращенном свете. Вина всегда на ни в чем не повинном существе.

– Не говори! Так это выглядит в диких местах, у черта на куличках, там нет никаких законов.

– Я сейчас не буду с тобой спорить на эту тему или ругаться. Я хотела бы только закончить трагическую историю мамы.

«Можно?» – спрашивает она взглядом, а муж отвечает кивком.

– Через два года она сбежала из рабства и наткнулась в Сахаре на Лукаша, который волею судеб был там на экскурсии и осматривал древности. Он вместе с другими добрыми людьми бескорыстно ей помог.

– Слава Богу! – терпеливый слушатель вздыхает с облегчением.

– Тогда она связалась с моей теткой Самирой, которая участвовала в вывозе нас из Ливии. Мы приехали из Ганы в отпуск в Триполи. Тетя уговаривала меня, как умела, пойти на праздник Святого Николая в польское посольство. Но ни словом не обмолвилась, что моя мама жива и что встреча была организована, чтобы передать ей меня и Дарью. Я ничего об этом не знала. Не хотела даже слышать о глупой детской игре и выбрала взрослое развлечение с Маликой и ее подругами. Я сама виновата в том, что не покинула тогда Ливию вместе с матерью и младшей сестрой. Поэтому ни к кому не могу иметь претензий и не должна обвинять мать в том, что она недостаточно старалась и любила меня.

– Она пережила такие ужасы, – восклицает Хамид. – Оставить ребенка и не знать, увидит ли она его когда-нибудь еще.

– Ну конечно! Моя бедная мама в молодости хлебнула достаточно испытаний судьбы. А сейчас на те старые, почти забытые события, которые остались в воспоминаниях или же в подсознании, наложились последние переживания времен ливийской революции, в которой случайно пришлось нам обеим, к сожалению, принимать участие. Мы оказались в плохом месте и в плохое время. А потом уже не было пути к бегству, – поясняет она мужу, который терпеливо ждет ее отчета о событиях в Ливии. – О том, что мама там пережила, совершенно ничего не знаю. Она не поделилась. Ты ведь знаешь, что мы разделились почти в самом начале нашего страшного и, надеюсь, последнего ливийского приключения. Она закрылась в себе накрепко, но, видно, сама с этим не справится.

– Ты тоже мне об этом периоде не много рассказывала, а, пожалуй, есть о чем, – тихо говорит чрезвычайно деликатный арабский супруг.

– Я должна еще созреть, – поджимает Марыся губы. – Я все же не так щебечу, как мама, хотя тоже душу в себе ужасы, с которыми столкнулась. Когда-то они из меня выплывут, дай мне время, прошу.

Она смотрит на него умоляющим взглядом.

– Да, конечно. Я ведь тебе полностью доверяю, Мириам.

Муж с теплотой смотрит ей в глаза, утешая, гладит по руке. У молодой жены эти слова вызывают внутреннюю дрожь и разрывают сердце. «Хорошо, что я умею собой владеть. Надеюсь, не видно, как страшно я боюсь и как мучусь из-за своей гнусной измены. Какая же я лгунья! – линчует она себя, не моргнув глазом, с выражением полнейшего безразличия на лице. – Я подлее и отца, и тетки Малики!» – безжалостно критикует она себя.

– Может, Дорота сходила бы к какому-нибудь психологу или психотерапевту?

Спокойный голос Хамида отрывает ее от размышлений.

– Скорее к психиатру! – говорит Марыся без обиняков. – Сейчас она хочет приходить ко мне ежедневно, потому что пристроила младшего братишку Адаша в детский сад и свободна. Собранная и готовая к жизни бабушка.

– Это прекрасно! – искренне радуется муж.

Он знает, что жена нуждается и обществе кого-то из близких, а не только в помощи прислуги.

– Но в здравом ли она уме настолько, чтобы справиться с задачей? – беспокоится молодая мама. – Не навредит ли она маленькой Наде?

– Ты с ума сошла?! Как ты можешь такое говорить? Как можешь так думать?! Она за нашего ребенка душу бы отдала! Ой, Мириам, Мириам! А может, вы бы так вместе и пошли сдаваться психо… – улыбается он ехидно.

Марыся с большим трудом, держась за ягодицу, встает на ноги и, смеясь, начинает в шутку боксировать мужа.

– Хорошо, хорошо, может, я сейчас чрезмерно впечатлительная и нервная, – поясняет она, запыхавшись. – Даже, кажется, есть основания для послеродовой депрессии!

Она смешно кривит лицо, подражая умалишенной.

– Но знай, что я буду находиться с сумасшедшей бабкой и ее любимой внучкой, а моей доченькой, постоянно и не спущу с них глаз и на пять секунд, – сообщает она серьезно и, подкрепляя свои слова, грозит пальцем.

– Ну, конечно, очень хорошо, – Хамид согласен на все и радуется, что повествование о семейной истории его жены подошло к концу.

– А сейчас идем в гостиную отдохнуть, – решает Марыся, вздыхая с облегчением. – Мне еще положено пару капель красного вина. Такова уж саудовская традиция, сам говорил.

Супруги смотрят друг другу в глаза и молча крепко обнимаются. Оба так счастливы, что есть друг у друга, что у них малышка, и забывают о том, что пережили. Для Марыси Ливия и все жизненные невзгоды далеко позади. Хамид больше ничего не хочет знать. То, что он сегодня услышал из уст жены, превзошло его самые смелые ожидания и психические возможности. Сейчас он хочет, чтобы все остальное осталось в тайне.

* * *

Через две недели после родов Марыся звонит Хамиду на работу.

– Иду на прием к доктору Сингх, – информирует его о визите. – Только не говори, что я должна идти с тобой!

Она заранее нервничает.

– Разве я что-нибудь говорю?

– Это мы уже проходили в начале моего пребывания в Саудовской Аравии, поэтому я хочу тебя упредить. Не вижу причины, чтобы муж шел с женой к гинекологу и держал ее за руку, когда доктор осматривает ее.

– Мириам!

– Да, да! Я знаю об этих новейших саудовских распоряжениях, которые гласят, что женщина не может быть допущена к доктору, если при ней нет махрама[5] или няньки. Это нездорово!

– Согласен с тобой. Я думал только, что тебе приятней будет пойти в компании, что будешь чувствовать себя уверенней. Я понимаю тебя прекрасно: интимная процедура – достаточно щекотлива сама по себе, но…

– Спасибо, котик.