Тайные полномочия - Антон Чиж

И тут, откуда ни возьмись, перед Бутовским возник коренастый господин юного возраста с цепким взглядом. Он совсем не походил на репортера или любителя спорта. А на что походил незнакомец, генерал отчетливо понять не мог. Было в нем что-то такое, что вызывало безотчетную тревогу. Радость, так переполнявшая Бутовского, завяла и скукожилась. Сладкое наваждение исчезло. Как будто перед ним стоял не человек, а вестник древнего рока. Совершенно игнорируя происходящее вокруг, будто ему и дела нет до праздника спорта, юный господин не отрываясь смотрел на генерала.

— Что вам угодно? — спросил Бутовский излишне раздраженно. Так не понравился ему этот человек.

— Мне угодно передать важное сообщение для вас, — последовал ответ. — Здесь несколько шумно, прошу следовать за мной.

И молодой человек пошел к выходу, словно был уверен в покорности генерала. Что удивительно: так и случилось. Бутовский подчинился и сам не мог понять, что его заставило. То ли твердость, с какой было высказано приглашение, то ли упрямая наглость, сквозившая в этом субъекте. Генерал упустил, что этот субъект посмел обратиться к нему без обязательного «ваше превосходительство».

Они вышли в уличную сырость. Генералу протянули конверт, добавив просьбу, похожую на приказ, ознакомиться на месте. Бутовский покорно надорвал край, развернул лист и в гаснущем свете дня прочел послание. Содержание его было кратко и столь невероятно, если не сказать — дико, что и слов нужных не подобрать.

— Зачем вам это? — только и смог проговорить он.

— Есть особые обстоятельства.

— Но это совершенно невозможно!

— Нет ничего невозможного, — было заявлено Бутовскому.

— Кого я должен принести в жертву?

Ему назвали фамилию. Бутовский растерялся еще больше: один из лучших спортсменов, почти наверняка чемпион.

— Почему именно он?

— Я не могу вдаваться в подробности.

— Повторяю: это невозможно… Я понимаю желание директора Департамента, но…

— Не будем терять время, я все беру на себя.

— Да кто вы такой? — раздраженно спросил Бутовский.

Молодой человек улыбнулся и подернул роскошные усы вороненого отлива:

— Просто Ванзаров. К вашим услугам, генерал.

В клуб «Геркулес» Илья Мангейм вернулся, чтобы собрать в дорогу спортивную амуницию. Он не мог поехать в Афины без счастливого пояса: толстенного ремня с двумя застежками, которым перетягивал поясницу во время схватки. Пояс этот, несомненно, помог ему выиграть кубок столицы и одолеть самого Луриха. Скрутив его кольцом, Мангейм бережно, как драгоценность, положил в саквояж, туда же отправил борцовские трусы и на всякий случай — полосатое трико, в котором выступал на показательных боях в цирке. В Афинах точных правил проведения борцовских поединков не было. Соревноваться могли борцы любых весовых категорий. В чем выходить на ковер, тоже не было известно. Возможно, разрешат трусы с поясом, а может, сочтут борьбу без трико неприличной. Все-таки ожидается присутствие лиц греческого царского дома.

На прощание Мангейм окинул взглядом родные стены, увешанные снимками борцов-чемпионов. С тайной надеждой подумал он, что скоро здесь появится его фотографический портрет в полный рост. Стоит он, выкатив грудь колесом и согнув руки в локтях, чтобы рельефнее виднелась мускулатура, а с могучей шеи свешивает медаль. Золотая медаль первой Олимпиады. Все члены клуба будут гордиться дружбой с настоящим олимпийским чемпионом. Хорошо бы, чтоб у фотографии повесили лавровый венок. Очень это вдохновляет. Он даже присмотрел место для снимка: как раз напротив входа.

Нельзя сказать, что Мангейм был жаден до славы. Слава ему доставалась. Но была она мелковата, как икра хилого осетра. Не было в ней нестерпимого блеска, от которого перехватывает дыхание, особенно у дам, когда им хочется преклоняться перед кумиром. Мангейм побеждал много и часто, но в когорту великих борцов, собиравших полные трибуны цирка, все еще не вошел. Имя его было известно любителям борьбы, и стало еще известнее после недавнего триумфа. Но вот спроси на улице первого встречного мальчишку — разносчика пирожков: «Кто такой Мангейм?» — промолчит, не ответит. Эта «полуслава» раздражала, как камешек в ботинке. В дальних закоулках души Мангейм надеялся, что победа на Олимпиаде, в которой он ни секунды не сомневался, принесет ему долгожданный аромат лаврового венка. И всероссийскую известность. Будут еще его портреты из газет вырезать и в деревенских избах по стенам расклеивать.

Мечтания были прерваны звуком быстрых шагов. В пустых залах эхо разносилось стремительно. Мангейм подумал, что вернулся кто-то из членов клуба. Дверь распахнулась, и вошел сам генерал Бутовский. За ним держался незнакомый господин. Визит был несколько неожиданным: часа через три и так общее собрание команды. Что за срочность такая? Мангейму показалось, что генерал несколько взволнован, будто чем-то озабочен или расстроен и старается отводить взгляд. Что было совсем странно после триумфального приема в зале Рибера.

— Что-то случилось, Алексей Дмитриевич? — спросил Мангейм, отодвигая саквояж в сторону.

Генерал замялся, не зная, как начать, обернулся к незнакомцу у него за спиной, но так ни на что и не решился.

— Видите ли, Илья… Тут такое дело… Не знаю, как и сказать вам…

Бутовский всегда источал уверенность и оптимизм, чем заражал всех членов команды. Именно его твердость и настойчивость позволили подготовить поездку в Афины на должном уровне. А тут его словно подменили. Мямлит, как баба, глаза прячет. Что за странность? Такого генерала Мангейм еще видел.

— В команде какая-то неприятность? — спросил он.

Бутовский махнул рукой и уселся на диван.

— Вот пусть этот господин вам и объяснит.

Без тени сомнения незнакомец приблизился к Мангейму, отвесил легкий поклон и приятно улыбнулся.

— Имею честь сообщить, что ваша поездка в Афины отменяется.

— Почему? — спросил Мангейм, еще не до конца осознав смысл сказанного.

— Вместо вас должен поехать другой человек. А вы свою медаль возьмете на следующей Олимпиаде.

Новость была столь неслыханной и бессмысленной, что Мангейм не мог в нее поверить, все еще надеясь, что это ошибка или глупый розыгрыш.

— А кто поедет вместо меня: Лурих или Меттер?

— Эти прославленные борцы останутся дома. Поеду я.

Мангейм смерил взглядом беспардонного субъекта. Ростом чуть ниже среднего, в плечах крепкий, ладно и прочно сложен, будто вытесанный из крепкого дуба, шея массивная, руки сильные. Но на борца слабо смахивает. Да еще усы дурацкие. С такими только в цирке выступать. Вглядевшись в его лицо, Мангейм убедился: в мире борьбы этот господин никому не известен. Во всяком случае — ему.

— А вы кто такой будете?

— Просто Ванзаров.