Общество мертвых пилотов - Николай Горнов

– Так соседи говорят. – Артур словно оправдывался. – Говорят, много лет никто у него не появлялся. Там участковым бодрый паренек, успел даже свидетелей опросить, пока ждал труповозку…

Токарев по инерции принял еще трех посетителей. Всех рассеянно выслушал. Всем пообещал помочь. Потом предупредил секретаря, чтобы никого к нему не пропускала. Вообще никого. Даже Артура. Токареву нужно было некоторое время побыть в одиночестве. Когда они, еще совсем мелкие пацаны, довольно часто забегали к Вадиму в гости, дядя Гриша, как они его называли, всегда был дома и всегда был им искренне рад. Занимательные истории рассказывал, учил вязать морские и «мертвые» узлы. А еще в шахматы учил, в шашки, в «Монополию», «Воздушный бой». Потом пристрастил всю их компанию к японской игре со странным названием «Го»…

Покопавшись во всех ящиках стола, Токарев нашел несколько потрепанных записных книжек. Но телефона Вадима Белякова нигде не обнаружил, как ни странно. Пришлось обзванивать бывших одноклассников. Пятеро сразу сказали: извини, Саша, ничем помочь не можем. Один, правда, вспомнил, что в последний раз слышал о Вадиме лет пять назад. Тот, якобы, куда-то перебрался из Омска. Куда – неизвестно. И тут Токарев вспомнил про девочку Свету, которая была к Вадиму неравнодушна с седьмого класса. Она, конечно, уже давно была не девочка, и двоих детей уже родила, но старая любовь, говорят, не ржавеет. Так и оказалось, собственно. Номер Вадима она нашла сразу. Как будто он был у нее всегда под рукой.

Токарев набрать короткую цепочку цифр и услышал в ответ частое дыхание.

– Заяц, это ты? Привет.

– Кто это?

Голос в трубке звучал раздраженно.

– Токарев моя фамилия…

– А, Санек, извини, не узнал. – Голос стал чуточку мягче. – А чего вдруг вспомнил обо мне? Только не говори, что соскучился.

– Тут такое дело, Заяц… не знаю, как и сказать… В общем, Беляков Григорий Семенович, отец твой, умер вчера вечером. Он сейчас в нашем морге…

Вадим молчал.

– Эй, Заяц, слышишь меня? – уточнил Токарев.

– Он мне не отец.

– Не понял… – удивился Токарев.

– Слушай, все так запутано, что сразу не объяснишь. Я вообще сейчас в Барселоне. До Омска, сам понимаешь, путь не близкий. А нельзя, чтобы мой папаня в вашем морге пару недель полежал, пока я тут с делами разберусь?

– Ну, не знаю, если честно. Посмотрим, что можем сделать… – Токарев такой реакции не ожидал и немного растерялся. – Может, матери твоей позвонить? Я сам все вопросы решу с похоронами, если тебе никак…

– Нет, матери ни в коем случае не звони, – попросил Вадим. – Сань, короче, я завтра к вечеру прилечу. И мы спокойно все обсудим. Самый край – послезавтра утром…

Услышав короткие гудки, Токарев отпихнул мобильник на край стола. Несколько минут покрутился в кресле. Механически включил ноутбук, убедился, что в ящик насыпался только спам и поднял взгляд к потолку. В глаза бросилась бракованная плитка, которую он давно хотел поменять.

– Хренотень какая-то! – пробормотал Токарев.

Недоумение после разговора с Вадимом сменилось глухим раздражением. Отношения отца и сына Беляковых – это их личное дело, в конце концов. А он лишь хотел помочь школьному другу. Если помощь не требуется, так бы сразу и сказал. А то: прилечу – не прилечу…

Дверь тихо приоткрылась. В кабинет осторожно заглянула Алла.

– Александр Петрович…

– Нет меня! – рявкнул Токарев. – Ни для кого нет! И дверь закройте!

– Я хотела вам кофе предложить, – спокойно продолжила Алла.

– Да, точно, сварите мне кофе. И кружку возьмите самую большую, которая только есть в этой конторе!

Дверь закрылась. В ближайшие полчаса его уже точно никто не побеспокоит…

* * *

Настойчивый утренний звонок вытряхнул Токарева из постели. Быстро схватив трубку, пока не проснулась жена, он переместился в кухню. Судя по часам, это мог быть только Вадим. Как раз в это время приземлялись утренние рейсы из Москвы.

– Сань, извини, если разбудил… – Это действительно был Вадим. – Хочу такси в аэропорт вызвать, но не знаю куда ехать. Скажи мне адрес вашего офиса.

Токарев продиктовал адрес, злорадно представив, как Вадим возьмет такси, благополучно доберется до Судмедэкспертизы, а потом еще пару часов будет топтаться перед закрытой дверью. Стрелки кухонных часов показывали половину шестого. Рабочий день начинался с половины девятого. Впрочем, решил Токарев, пусть это послужит Вадиму небольшим уроком. И с этой мыслью он включил кофеварочный агрегат и долил в него воды. Ложиться в постель уже не имело смысла. Все равно скоро опять вставать…

Вадим действительно проторчал перед крыльцом Судмедэкспертизы не меньше двух часов. Гламурная серая курточка с россыпью мелких кармашков если и была хороша для теплой зимней Барселоны, то от холодной сибирской весны ее условный мех защитить никак не мог.

– Ч-черт, подзабыл уже, какие в Омске холода бывают в марте, – первым делом пожаловался Вадим, высунув синий нос из-под капюшона.

– Продрог? – с преувеличенным участием поинтересовался Токарев.

– Слабо сказано – продрог! – Вадим не заметил сарказма. – У меня, ч-черт, уже зуб на зуб уже не попадает. Я ведь в чем был, в том и прилетел. Замерз, как бродячая собака. Не сообразил, что у вас с шести утра никто не работает. Можно было сначала к матери заехать, а потом уже к тебе. У нее бы точно нашлись для меня вещички потеплее…

– Пройдемте, друг мой, в кабинет. – Токарев поколдовал с кодовым замком и гостеприимно распахнул дверь. – Буду тебя отогревать, а то как-то ты не очень. Прямо скажем. У меня в ассортименте есть коньяк, виски, абсент, мартини, граппа. Испанких напитков не держим. Или ты русскую водку предпочитаешь?

– Я предпочитаю не замерзать, – проворчал Вадим, но от рюмки коньяка не отказался. Долго грел золотистый напиток двумя руками, забившись в угол кожаного дивана. Не так давно Токарев пристроил к своему кабинету комнатку для почетных гостей. Там они и присели, перебрасываясь хмурыми взглядами. Известное дело, чем больше не видел старого друга, тем сложнее начать разговор.

Первым не выдержал долгой паузы Беляков.

– Как дела?

– Как-то все сложно. В трех словах и не расскажешь, – отозвался Токарев.

Вадим пригубил коньяк и ссутулился еще сильней…

Друг детства, как отметил про себя Токарев, почти не изменился. Остался таким же худым и длинным, будто складной метр. Хотя внешнего лоска он поднабрался, отрицать нельзя. Что-то неуловимо европейское проявляется и во взгляде, и в одежде, и в манере держаться…

– Санек, извини! Ну, дурость я тогда сболтнул по телефону. Просто растерялся от неожиданности… Похороны и вообще… Я ведь не малейшего представления не имею, как все это делается…