Советы молодому ученому - Питер Брайан Медавар

Лично мне совершенно не верится в то, что условия, подлежащие выполнению для успеха сотрудничества (см. главу 6), менее строгие для супружеских пар, чем для команд, собранных, что называется, с миру по нитке.

На мой взгляд, необходимым условием и залогом успешного сотрудничества будет искренняя любовь между мужем и женой (не страсть, а именно любовь), и тогда они с самого начала будут трудиться вместе, проявляя взаимоуважение и взаимопонимание, свойственные многим семейным парам, которые счастливо прожили вдвоем много лет.

Соперничество между мужем и женой в особенности разрушительно и губительно; отмечу также, что раньше я думал, будто невозможно сильное неравенство в заслугах среди членов супружеских научных команд, но теперь я в этом уже не так уверен. Все становится намного проще, когда соперничество выглядит очевидно бессмысленным.

Важно подчеркнуть, что члены супружеских научных команд не должны предпринимать никаких публичных попыток приписать кому-то одному честь совместного открытия. Такая попытка будет не менее оскорбительна, чем стремление одного партнера, сколь угодно чистосердечное, добровольно уступить эту честь другому.

В главе 6 я упоминаю о том, что каждый член исследовательской группы может обладать отталкивающими личными качествами и привычками, которые превратят сотрудничество из радости в муку. То же самое касается и супружеских пар. Впрочем, во втором случае ситуацию может усугубить то обстоятельство, что традиционная прямота общения между мужем и женой приведет к отмене «общественного эмбарго», мешающего коллегам сказать конкретному человеку, насколько он омерзителен. Манеры в сотрудничестве важны нисколько не меньше великодушия, и это справедливо как для «спонтанных» исследовательских команд, так и для супружеских научных пар.

О шовинизме и расизме в целом

Мысль о том, что женщины в силу своей природной конституции отличаются и должны отличаться от мужчин в способностях к науке, является удобной и, если угодно, «домашней» формой расизма, то есть более широкой убежденности в том, что существуют некие врожденные различия в научных способностях и навыках.

Шовинизм

Всем народам нравится думать, что в них есть что-то такое, что делает их особенно эффективными в науке. Это источник национальной гордости, куда более питательный, нежели наличие национальных авиалиний, собственного ядерного арсенала или даже выдающегося умения играть в футбол. «La chimie, c’est une science francaise»[26], – обронил один современник Лавуазье, и мне до сих пор помнится, с каким негодованием я в школьные годы отреагировал на этакую претензию. Куда более обоснованными, к слову, выглядят притязания в этом отношении со стороны Германии, в славные деньки Эмиля Фишера (1852–1919) и Фрица Габера (1868–1934)[27], в те деньки, когда молодые британские и американские химики учились у немцев основам биологической химии и рвались получать именно немецкие докторские степени в данной области[28].

Многие американцы фактически принимают за данность приоритет своей страны в науках и порой охотно приводят различные доказательства этого приоритета – но такие, от которых немедленно отмахнется любой мало-мальски опытный социолог. В баре пригородного теннисного клуба, где посиживали молодые бизнесмены, я как-то услышал следующее: «Конечно, с японцами беда в том, что они способны только подражать другим, а ничего своего и оригинального у них нет». Мне любопытно, сообразил ли наконец сегодня обладатель этого громкого и уверенного голоса – таким же голосом иногда заявляют, что высокая скорость автомобиля не является главной причиной аварий и, наоборот, гарантирует безопасность, – так вот, сообразил ли он наконец, что японский народ творчески одарен и изобретателен? Послевоенный расцвет японской науки и основанного на научных достижениях производства немало способствовал развитию науки и промышленности во всем мире.

Мне неизвестна нация, не породившая ряда замечательных ученых и не внесшая вклада в мировую науку соответственно размерам своей страны. Региональными различиями здесь вполне можно пренебречь по методологическим основаниям, и никакой серьезный ученый не верит в то, что такие различия существуют. Националистические лозунги не входят в лексикон науки. После научной лекции никто ведь не восклицает: «Положительно, он перевернул вверх ногами половину слайдов, но это потому, что он из Югославии!»

В крупных исследовательских учреждениях, наглядно демонстрирующих общечеловеческие успехи, будь то парижский Институт Пастера, Национальный институт медицинских исследований в Лондоне, Институт Макса Планка во Фрайбурге, брюссельский Институт клеточной патологии или Рокфеллеровский университет в Нью-Йорке, крайне редко обращают внимание на национальность сотрудников и тем более придают этому значение. Численное превосходство американцев наряду с их щедростью по финансированию научных изысканий и стремлением организовывать научные конференции по всему миру привело к тому, что ломаный английский сегодня сделался международным языком науки. На международных конгрессах народы и нации различаются не стилем научных исследований, а национальным стилем представления научных докладов. Негромкое и монотонное зачитывание, столь характерное для американцев, разительно контрастирует с громким голосом и «забавными» интонационными перепадами, присущими, по мнению американцев, англичанам – а сами англичане находят комичными по форме представления доклады, с которыми выступают шведы.

Интеллект и национальность

Я верю в концепцию интеллекта[29] и считаю, что существуют наследуемые различия в интеллектуальных способностях, однако мне вовсе не кажется, что интеллект представляет собой некую скалярную величину, которую можно выразить конкретной цифрой (речь о тестах на IQ и прочем подобном)[30]. Психологи, придерживающиеся обратного мнения, в итоге вынужденно пришли к совершенно нелепым выводам, при знакомстве с которыми поневоле предполагаешь, что они призваны напрочь уничтожить репутацию психологии как научной дисциплины.