Зловещее наследство - Рут Ренделл

Стенограмма слегка дрожала в руке Арчери. Он не мог справиться с пальцами.

— В оправдание, — он говорил медленно и размеренно, — Пейнтер сказал, что не был в Стоуэртоне. «Я ждал автобуса на остановке в конце подъездной дороги, но его все не было. Я увидел полицейские машины, повернувшие на подъездную дорогу, и удивился, к чему бы это. Вскоре я почувствовал, что немного ослаб из-за моего пальца, сильно кровоточившего. Я вернулся в свою квартиру. Я подумал, что жена может знать, к чему это разъездились полицейские машины». — После паузы он добавил со своего рода робкой страстью: — Это не похоже на оправдания полного идиота, каким вы его выставляете.

Уэксфорд ответил ему терпеливо, словно разговаривал с рано развившимся подростком:

— Это все отредактировано, мистер Арчери. Сжато, чтобы звучало последовательно. Поверьте мне. Вы там не были, а я был. Я был в одной из тех полицейских машин и держал глаза открытыми. Мы догнали стоуэртонский автобус и свернули налево на подъездную дорогу. И никто не ждал автобуса на той остановке.

— Как я догадываюсь, вы подразумеваете, что в то время, когда он, по его словам, ждал на автобусной остановке, на самом деле он прятал какую-то одежду.

— Конечно, он прятал одежду! Когда он работал, он обычно надевал плащ. Вы можете это увидеть в показаниях миссис Крайлинг и Алисы. Иногда он вешал его в каретном сарае, а иногда на крючке за дверью «Дома мира». Пейнтер сказал, что надевал его в тот вечер и повесил за дверью. Плащ не нашли. И Алиса, и Роджер Примьеро заявили, что видели его после полудня висящим за дверью, но миссис Крайлинг уверена, что его там не было, когда она в семь привела Элизабет.

— В конце концов, вы нашли скрученный в ком плащ неподалеку от автобусной остановки.

— Плащ плюс пуловер, — уточнил Уэксфорд, — и пару резиновых перчаток. И все промокшее от крови.

— Но любой мог надеть плащ, и вы не идентифицировали пуловер.

— Алиса Флауэр зашла так далеко, что сообщила, что он похож на тот, который иногда надевал Пейнтер.

Арчери сделал глубокий вздох. Если какое-то время он обстреливал Уэксфорда вопросами и заявлениями, то теперь вдруг впал в молчание. Нечто большее, чем нерешительность, появилось на его лице. Уэксфорд ждал. Наконец-то, подумал он, Арчери достиг той точки, где становится необходимым объяснить «личные причины». В Арчери происходила внутренняя борьба, потом он довольно искусственным тоном произнес:

— А что насчет жены Пейнтера?

— Жена не может быть принуждена к даче показаний против своего мужа. Как вы знаете, она не участвовала в судебном разбирательстве. Она с ребенком уехала куда-то, а пару лет спустя я слышал, что она снова вышла замуж.

Вздернув брови, он уставился на Арчери. Что-то из сказанного им привлекло внимание священника. Слабая краска пробивалась сквозь его ровный загар. Карие глаза ярко блестели, когда он наклонился вперед, опять напряженный.

— Этот ребенок…

— Она спала в своей кроватке, когда мы обыскивали спальню Пейнтера, и это был единственный раз, когда я видел ее. Ей было четыре или пять.

Арчери отрывисто сказал:

— Ей сейчас двадцать один, и она прекрасная молодая женщина.

— Не удивляюсь. Пейнтер был достаточно видный малый, если вам нравится такой тип, и миссис Пейнтер была хорошенькая. — Уэксфорд остановился. А не была ли дочь похожа на своего отца и не хочет ли она получить какую-либо компенсацию за мистера Пейнтера из-за неких процессуальных правонарушений со стороны полиции? А мистер Арчери помогает ей в этом деле! Арчери был священником. Он мог посещать тюрьмы. У него есть такое право, злобно подумал Уэксфорд. Гнев душил его. Черт бы побрал этого Грисуолда! — А что с ней? — спросил он напрямую. — Давайте, сэр, лучше расскажите мне, и закончим дело.

— У меня есть сын, старший инспектор. Единственный ребенок. Ему тоже двадцать один…

— Ну?

Арчери явно затруднялся в подборе слов. Он сплетал и стискивал длинные пальцы и наконец застенчиво произнес:

— Он хочет жениться на мисс Пейнтер. — Увидев, что Уэксфорд вздрогнул и уставился на него, Арчери тихо добавил: — Или мисс Кершоу, как сейчас ее имя.

Уэксфорд был в полном недоумении. Редкая для него вещь — он был заинтригован и чувствовал острое любопытство. Но показал это ровно настолько, насколько считал приличным для полицейского, и теперь он заговорил рассудительно:

— Вы должны извинить меня, мистер Арчери, но я не могу понять, каким образом ваш сын, сын англиканского священника, мог встретиться с такой девушкой, как мисс Пейнтер, э… мисс Кершоу.

— Они встретились в Оксфорде, — просто ответил Арчери.

— В университете?

— Да, там. Мисс Кершоу вполне интеллигентная молодая женщина. — Арчери выдавил слабую улыбку. — Она изучает современных классиков. Имеет все шансы, как мне говорили, получить степень бакалавра с отличием.

Если любой из вас знает причину или только препятствие, по которой эти два человека не могут соединиться в святом супружестве, он должен объявить это.

Оглашение брака

Если бы его попросили предсказать чье-нибудь будущее, например Терезы Пейнтер, что он ей предсказал бы? Дети, похожие на малышку Пейнтера, размышлял Уэксфорд, даже оправившиеся от первого потрясения, начинали жизнь запятнанными. Оставшийся родитель, благонамеренные родственники и жестокие соученики часто еще более ухудшали дело. Уэксфорд посчитал бы удачей, если бы Терезе Пейнтер удалось анонимно стать чернорабочей, возможно уже с парочкой симпатичных приговоров.

А вместо того Тереза Пейнтер, очевидно, достигла самых больших благ цивилизованной жизни: ум, наилучшее образование, красота, дружба с людьми вроде этого викария, возможный брак с его сыном.

Уэксфорд мысленно вернулся к первой из всего-то трех встреч с миссис Пейнтер. Это было в четверть восьмого в то сентябрьское воскресенье. Они с сержантом постучали в дверь у подножия лестницы каретного сарая, и миссис Пейнтер впустила их. Что бы ни являлось модным в то время в Лондоне, но молодые женщины Кингсмаркхема все еще делали прическу в виде большого начеса надо лбом и плотных локонов, спадающих на плечи. Миссис Пейнтер не стала исключением. Она была натуральной блондинкой с припудренным лицом и скромно подкрашенными губами. В 1950-м респектабельные провинциальные матроны не употребляли косметику для глаз, и миссис Пейнтер казалась вполне респектабельной. Она была респектабельна до кончиков ногтей. На ее сухой тонкой коже уже начали появляться морщинки, возле губ обозначилась пуританская складка, подбородок оскорбленно вздернут.

Она к полиции относилась так же, как к жукам или мышам. Пока они поднимались по лестнице, миссис Пейнтер, отвечая на очередной их вопрос, опять и опять повторяла, что появление полиции в ее доме — это позор. У нее были самые пустые, самые большие и глупые голубые глаза, какие Уэксфорд когда-либо видел. Ни разу, даже когда они уводили Пейнтера, его жена не выказала ни капельки сожаления или страха, только навязчивый страх перед тем, что скажут люди, когда узнают, что полиция допрашивала ее мужа.