Лакуна - Барбара Кингсолвер

— Тебе ведь нужен новый блокнот? Чтобы записывать свои стихи.

Но он уже был на последней странице. Большую часть заняло описание матери в свете свечи, и кончилось все не лучшим образом. Вернулись мужчины, включили «Виктролу», и тот, которого звали Я-Заставлю-Его-Раскошелиться, попытался станцевать с Саломеей чарльстон, но в ботинках его не было благодати. Они явно жали.

Примечание архивариуса

Эти страницы повествуют о ранних годах жизни Гаррисона Уильяма Шеперда, гражданина Соединенных Штатов, который родился в 1916 году в городе Личгейт, штат Виргиния, и в детстве был увезен матерью в Мексику. Так говорил он сам. Но очевидно, что эти страницы не могли принадлежать перу мальчика. Талант Шеперда заявил о себе рано, этот факт известен и отмечен не раз, однако все-таки не в тринадцать лет. В тот год у него действительно был блокнот, в котором он вел дневник, — привычка, пронесенная через всю жизнь. Результаты нежданно-негаданно попали от автора ко мне и собраны здесь.

В январе 1947 года мистер Шеперд принялся за мемуары на основе ранних дневников. Страницы, которые вы прочли, он передал мне собственноручно, чтобы я их отпечатала на машинке и назвала «Глава первая». Я взяла их для начала книги. Сомневаться в авторстве Шеперда нет никаких оснований; к тому времени из-под его пера вышла не одна книга. Он как мог воспользовался материалами из первого блокнота в картонной обложке, который купил в порту на Исла-Пиксол и, вполне вероятно, впоследствии уничтожил. В его правилах было все переписывать, отказываясь от предыдущих вариантов текста. Он любил порядок.

Спустя несколько месяцев мистер Шеперд оставил мысль о мемуарах. По многим причинам. Одна из них, по его словам, была такова: следующий блокнот, его второй юношеский дневник, исчез, и у него нет никакой охоты вспоминать, что же там было написано. Мне кажется, что большую часть содержимого мистер Шеперд помнил, но свои мысли я оставлю при себе. Это его личное дело.

История второго дневника примечательна. Мистер Шеперд признался, что не может его найти; так оно и было. Обнаружился блокнот только в 1954 году, в чемодане среди его вещей, которые много лет хранились в Мехико у одной знакомой писателя. После ее смерти разбирали вещи и нашли дневник в кожаном переплете, размерами меньше бутерброда (ок. 7,5 х 12,5 см); немудрено, что он затерялся. Блокнот лежал в кармане брюк, завернутый в носовой платок. Следовательно, он никогда не хранился с более поздними дневниками и долгое время считался утраченным. Мистер Шеперд действительно больше никогда его не видел. Блокнот не подписан; как вы увидите сами, проставлена только дата и заголовок на первой странице. И лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств (и письму с поручением) удалось установить владельца чемодана, и чемодан переслали мне. Сам мистер Шеперд, разумеется, к тому времени уже скончался. Не восстань так неожиданно из небытия недостающий фрагмент истории, было бы нечего рассказывать. Но дневник нашелся. Нет никаких сомнений, что это писал мистер Шеперд: его почерк, его стиль и заголовки. Он и впоследствии так же помечал начало дневника.

Отличие в стиле — от мемуаров писателя к записям подростка — читатель вскоре заметит сам. Предыдущие страницы написаны тридцатилетним мужчиной, последующие — мальчиком четырнадцати лет. Все остальные его дневники отражают обычное взросление. Во всех прослеживается привычка, которую мистер Шеперд пронес через всю жизнь, — умалчивать о себе. Любой другой написал бы в дневнике: «Я съел на ужин то-то и то-то», но мистер Шеперд считал, что, если ужин стоит на столе, значит, у него на то свои причины. Он писал, словно фотографируя все происходившие с ним события, и поэтому его нет ни на одном снимке. Причин тому множество, но я опять-таки предпочитаю о них не распространяться.

Блокнотик в кожаной обложке, утраченный и вновь обретенный, содержит дневниковые записи, которые автор вел с 1929 по лето 1930 года, когда уехал с Исла-Пиксол. Расшифровать их было не так-то просто, уж очень блокнот оказался мал. Мистер Шеперд вел заметки на свободных страницах домашней счетной книги, обычной для 1920-х годов; автор коротко упоминает, что украл ее у экономки. Датировать записи юноша тогда еще не привык.

Третий дневник охватывает период с июня 1930 по 12 ноября 1931 года. Поступив в школу, мистер Шеперд стал чаще проставлять даты. Этот блокнот в твердом переплете, какими пользовались школьники тех лет, был куплен в книжном магазине в Мехико.

Остальные идут по порядку, несколько записных книжек разных форм и размеров, но со схожим содержанием. Ни один человек так не чтил слова, будь то свои или чужие. Я приложила все усилия, чтобы не отстать от него. Почерк у мистера Шеперда был довольно четкий, и мне он был уже знаком. Я верю, что эти тексты вышли из-под его пера, если сделать поправку на грамматику и орфографию подростка. Впрочем, в этом почти нет надобности — для мальчика, учившегося на «Загадочном происшествии в Стайлзе» и прочих романах. Я обращалась за помощью с переводами с испанского, на который автор время от времени переходил, вероятно, в юности до конца не осознавая разницу между языками. Он бегло разговаривал на обоих. По-английски с матерью, по-испански — с большинством окружающих до возвращения в Соединенные Штаты. Но иногда мешал языки, и тогда мне приходилось догадываться о смысле фраз.

Обычно подобные примечания ставят в начало книги. Я же поместила вперед написанную мистером Шепердом первую главу. Он ясно дал понять, что хочет начать книгу именно так. Моя скромная фигура по понятным причинам отошла на второй план. За долгие годы я поняла, что так разумнее. Мои пояснения лишь предваряют остальной текст. Я озаглавила разделы, чтобы систематизировать материал. Примечание пометила собственными инициалами. Надеюсь, что я ему помогла.

В. Б.

НЕ ЧИТАТЬ. EL DELITO ACUSA[39].

2 НОЯБРЯ, ДЕНЬ МЕРТВЫХ

Леандро пошел на кладбище возложить цветы на могилы своих покойников: матери, отца, бабушек, сына, который умер, когда ему была минута от роду, и брата, погибшего в прошлом году. Леандро считает, неправильно говорить, будто у тебя нет семьи. Пусть даже они умерли, но они у тебя все равно есть. Не так-то приятно представлять себе призраков, которые выстроились в ряд под окнами и только и ждут, пока ты с ними познакомишься.

Леандро, его жена и покойники собрались на пикник на кладбище за скалами на другой стороне острова. Тамале в банановых листьях, atole[40]и pollo pipián[41]. Леандро сказал, это единственные блюда, способные выманить его брата от богини. Он имел в виду богиню смерти, ее зовут Миктлан-как-то-там — Леандро не смог это выговорить. Он не умеет читать. На этот раз тамале готовил не он. У него дома жена — капитан маисовых лепешек, а племянницы — ее сержанты. Уходя от нас, он возвращается в свой глиняный дом с тростниковой крышей, и женщины готовят ему еду. А Леандро, наверно, сидит в кресле и жалуется на нас. И никто не подходит, чтобы снять с него ботинки. Потому что он их не носит.