На вахте и на гауптвахте. Русский матрос от Петра Великого до Николая Второго - Николай Манвелов

Сразу после призыва новобранец именовался «молодым матросом», а воспитанник Кронштадтской школы юнг (или «ютов», как тогда говорили) — соответственно, юнгой.

Расскажем о Школе юнг в Кронштадте поподробнее.

Открыта она была в октябре 1910 года и первоначально насчитывала 112 воспитанников. Это было всесословное учебное заведение, куда принимались юноши 16–18 лет «христианского вероисповедования» с образованием не ниже трех классов «начальных народных школ». С 1912 года школа была расширена до 439 юнг, причем на такое количество мест претендовали 1540 кандидатов!

После полутора лет обучения (из них год — практические плавания) выпускники школы зачислялись в строй флота на действительную службу. После прохождения унтер-офицерского курса они имели возможность получить чин кондуктора

Во времена Петра Великого и до второй четверти XIX века к числу нижних чинов относились юнги, «матрозы», «добрые матрозы»[22], трубачи, барабанщики, парусные мастера, купоры (бондари), конопатчики, канониры, пушкари и плотники. Унтер-офицерами были тиммерманы[23], подлекари, профосы (палачи, следившие также за чистотой на корабле), квартирмейстеры, «подштюрманы», «подконстапели»[24], подшкиперы, боцманы и боцманматы.

Обучение матросов продолжалось и на кораблях. Особое внимание уделялось внутрисудовой подготовке людей, которые могли бы в бою заменить выбывших из строя специалистов — артиллеристов, минеров, машинистов. В связи с этим со второй половины XIX века повышается роль грамотности матросов, поэтому командирам напоминали о том, что они должны по «возможности заниматься с новобранцами грамотностью, столь облегчающей нижним чинам приобретение специальных знаний»[25].

Кроме того, матросы должны были упражняться в гребле на шлюпках и в управлении парусами — «почти каждый нижний чин должен уметь в случае надобности управляться шлюпкой».

Наиболее перспективных нижних чинов рекомендовалось готовить к поступлению в школы строевых квартирмейстеров.

Но серьезная проблема заключалась в том, что, в целях экономии средств, корабли Российского Императорского флота часто находились в так называемом «вооруженном резерве»,«находясь в кампании» лишь по нескольку месяцев в году. Не делалось исключение даже для боевых судов, находившихся на Дальнем Востоке перед Русско-японской войной. Естественно, говорить о каких-либо серьезных «достижениях» в области боевой и строевой подготовки личного состава в таких случаях не приходилось. Предоставим слово известному российскому военно-морскому публицисту, старшему офицеру крейсера бронепалубного крейсера первого ранга «Диана» капитану второго ранга Владимиру Семенову (1867–1910)[26]:

«…Работы оказалось столько, что едва хватало времени на стол и еду. Крейсер, начавший кампанию 17 января, до того 11 месяцев простоял в резерве! Если бы даже при уходе его из Кронштадта на Дальний Восток (осенью 1902 года) команда была формирована строю по правилам, так и то в составе ее должно было бы находиться два призыва, то есть около трети людей, не видавших моря. На деле же этих мужиков, одетых в матросские рубахи, оказалось почти 50%, а морская практика доброй половины остальных исчерпывалась единственным походом из Артура[27] во Владивосток и обратно… Нравы и обычаи установились не только не морские, но даже и не сухопутно-казарменные, а просто… деревенские. При выполнении какой-нибудь работы, хотя и не общей, но требовавшей значительною числа людей, вместо определенного приказания или команды — такое-то отделение туда-то! — унтер-офицеры просили “земляков” подсобить, и даже старший боцман, вместо начальнического окрика, приглашал “ребят” навалиться “всем миром”, чтобы скорее “отмахнуть — и шабаш”!.. По сравнению с этой просто сплотившейся и сформировавшейся деревней сборная команда “Ангары”[28], составленная из людей (конечно, не самых лучших), назначенных с разных судов эскадры[29] (но судов все же плававших), показалась мне образцовым войском. Немало трудов и забот пришлось положить на искоренение этих патриархальных нравов и ведения хотя бы некоторого воинского уклада жизни. Грязь, особенно в местах, недоступных беглому “смотровому” обзору, была невозможная. Единственный результат 11-месячной стоянки в резерве, когда крейсер был официально преврагцен в казарму, но на деле, конечно, не мог превратиться в казарму благоустроенную. На корабле люди живут так скученно, в такой, строго говоря, ненормальной обстановке, что поддерживание прядка, как внешнего, так и внутреннего, выполнение насущнейших требований гигиены возможны лишь при полном, правильном и непрерывном функционировании всех элементов этого гигантского механизма..»

Впрочем, такая ситуация с большим количеством неопытных матросов не была чем-то экстраординарным.

К примеру, проанализируем состав нижних чинов винтового клипера «Крейсер» по состоянию на осень 1884 года, когда корабль уходил в дальнее заграничное плавание (как тогда говорили — «в дальнюю»).

Всего на борту было 172 нижних чина[30]. 67 человек — призыва 1884 года (32 процента), 24 человека — призыва 1883 года (14 процентов), 52 человека призыва 1882 года (30 процентов), десять человек — призыва 1881 года (шесть процентов), 11 человек призыва 1880 года (шесть процентов), три человека — призыва 1879 года (два процента), два человека — призыва 1878 года. Кроме того, имелось два сверхсрочника (два процента). Нетрудно заметить, что 83 процента нижних чинов служили менее трех лет, а 39 процента — вообще менее одного года.