Мужчина, который вернулся - Памела Кент

— Непременно, — примирительно пообещала Гэй.

— Почему бы вам не отнести ее на руках? — предложила Харриет, потом встала и сложила мольберт. — Я иду на прогулку, — объявила она.

— Но, дорогая, — возразила Гэй, — уже почти ленч. — Томный, затуманенный взгляд остановился на докторе. — Может, останетесь на ленч?

Врач с сожалением покачал головой:

— Увы, но сегодня у меня много пациентов. Возможно, в другой раз.

— Тогда пообедайте с нами сегодня? Нет, в самом деле? — И, демонстрируя нетерпеливое желание: — Не забывайте, мы — две одинокие женщины, запертые в четырех стенах!

— Одна одинокая женщина, — перебила ее Харриет, с треском защелкивая коробку с красками. — Лично мне нравится одиночество. Всегда пишу лучше без посторонних свидетелей. — Взгляд зеленых глаз, направленный на Филипа Дрю, вызвал у врача довольно странную улыбку.

— Если будете так любезны и перенесете приглашение на вечер завтрашнего дня, — сказал он своей главной пациентке, — я с большим удовольствием его приму. Собственно говоря, завтра у меня свободный вечер.

— Тогда до завтра.

Пока Харриет брела в противоположную сторону, Гэй направилась с доктором по предательской осенней траве сада к его машине и напоследок лукаво заметила:

— Не знаю, куда вы вчера собирались, доктор, но своим костюмом вы оказали честь тому, кто вас пригласил… или вы исполняли роль хозяина?

Врач глянул на нее сверху вниз с тем же странным выражением на лице.

— Туше! — воскликнул он. — Вчера вечером я работал, но был важный повод, и мне удалось уговорить другого врача принять моих больных.

Гэй тихо пробормотала:

— Даме посчастливилось!

— Ей-то? — Доктор вопросительно улыбнулся. — Ну, не мне об этом судить. Но вполне вероятно, что счастливцем был я. — Гэй пользовалась очень нежными, тонкими духами, и сейчас легкий ветерок принес аромат за ней как шлейф. Доктор восхищенно вдохнул воздух. — Кстати, форма одежды на завтра — белый галстук и фрак? Я всегда предпочитаю уточнить заранее.

— О, мы не устраиваем официальных приемов. — Гэй выглядела одинокой и печальной. — Приходите в чем есть, если хотите. Будем рады вашему присутствию.

После его отъезда Гэй задумчиво пошла по дорожке в направлении дома. За ленчем она кое-что открыла сестре:

— Кухарка рассказала мне довольно любопытную историю о доме. Очевидно, во время Регентства тот Эрншо, что унаследовал поместье, вступил в неудачный брак, жена бросила его и убежала. Разразился ужасный скандал, так как он устроил за ней погоню и, по слухам, избил ее любовника хлыстом, а потом запретил жене появляться в его владениях. Она не вернулась, но вышла ли за другого — не знаю… В те дни это было не так-то легко. Впрочем, род — или эта конкретная ветвь — с его смертью прекратилась, так как он не имел наследников. Поместье перешло к дальнему кузену, а Брюс — потомок этого дальнего кузена. Подумать только, но из-за неверности некоей леди Брюс мог не стать наследником, и нас сейчас бы здесь не было.

Харриет задумчиво поглядела на нее через стол.

— Это просто легенда или правда? — спросила она.

— Думаю, правда. Но если хочешь услышать, больше, спроси кухарку.

— Обязательно, — ответила Харриет и уставилась в тарелку. Она осторожно помешала суп, отложив ложку, и спросила: — Как звали джентльмена?

— Кажется, Ричард Эрншо.

— И он жил во время Регентства?

— Да. Но во все подробности тебя посвятит кухарка. — Гэй положила хлеб на тарелку и улыбнулась. — Похоже, после исчезновения жены ходило много разговоров, что женщину забили до смерти, и разные люди в разные времена клялись, что видели ее призрак. Кухарка рассказала мне эту историю, потому что после твоего крика и обморока совершенно уверилась, что ты видела привидение! Я сказала, что ты не из тех, кто кричит или теряет сознание при виде призраков, но вряд ли она мне поверила.

Харриет взглянула на сестру.

— Можешь сказать кухарке, что призрак несчастной леди я не встречала, — сказала она, очень медленно выговаривая слова. — Но привидение, очень может статься, все-таки видела!

На следующий день Филип Дрю обедал в «Фалезе», и, с точки зрения хозяйки, вечер увенчался полным успехом.

Гость отпускал комплименты по поводу блюд и цветочных композиций. Стол явно произвел на него впечатление, как и поданные к трапезе вина, которые были выше всяких похвал.

— Ваш муж, должно быть, знаменит своим белым рейнвейном, — пробормотал он, пробуя содержимое бокала, и Гэй с печальным видом признала, что муж был широко известен очень многим. На ней были тонкие черные брюки колоколом, а расшитый бисером топ позволял обойтись без лишних драгоценностей, но пара невероятно дорогих украшений все же пережила намерение Гэй временно избавиться от неуместных в трауре побрякушек и ненавязчиво обращала внимание присутствующих на безупречность ее холеной кожи. Высокая прическа демонстрировала великолепие светлых волос и одновременно подчеркивала красоту шеи.

Возможно, убитые горем вдовы так не одеваются. Но Филип Дрю явно исповедовал широту взглядов — как, вероятно, и подобает людям его профессии — и больше значения придавал поведению, чем внешности. Он с непреходящим интересом наблюдал за сменой выражений на лице хозяйки; особенно его завораживал трепет ресниц и белые веки, к которым ресницы прикреплялись.

В этот раз Гэй не использовала тени для век… вероятно, посчитала, что они так же неуместны, как и некоторые драгоценности. Макияж отличался очаровательной скромностью и был наложен с исключительным искусством.

Никто не мог сравниться в очаровании с хозяйкой дома. И ни один мужчина не мог заметнее оценить ее обаяние и привлекательность, чем доктор Дрю, сидящий на противоположном конце стола… так как в отсутствие хозяина она настояла, чтобы его место занял доктор.

Харриет затратила на свою внешность не меньше усилий, чем сводная сестра, но результаты неизбежно оказались не столь впечатляющими. Во-первых, платье — ей не пришло в голову на такой случай надеть что-то другое, — вряд ли можно было ожидать, что обычный мужчина догадается, что это предельно простое платье стоит больших денег и с изнанки на нем красуется ярлык знаменитой фирмы. Платье было из тяжелого белого шелка, без вышивки, и к нему Харриет надела жемчуг — наследство и память о матери.

Харриет долго так и этак причесывала волосы, пытаясь придать им форму в разных стилях, но под конец решила оставить, как обычно, распущенными. При свете свечей она выглядела очаровательно, со склоненной задумчиво головой, скромно опущенными глазами, словно в размышлении обо всем, что представало перед ней.

Почти не принимая участия в застольном разговоре, Харриет после обеда оставила сотрапезников наедине и отправилась разливать кофе и расставлять чашки. Филип Дрю вскочил, предлагая помощь, но девушка, не поднимая на него глаз, заверила, что вполне способна принести и подать кофе без его участия.