Симметрия желаний - Эшколь Нево

Как-то на летних каникулах перед выпускным классом я договорился с Черчиллем, что заеду за ним и мы рванем на южный берег. Я свернул на его улицу, и еще издали увидел, что он не один. Рядом с ним перед домом стояли еще два парня из нашей школы, в лицо я их знал, но по именам – нет. Я развернул машину и погнал прочь. Я не хотел ехать на пляж с целой компанией. Я хотел поехать на пляж с Черчиллем. И меня взбесило, что он, не спросив меня, позвал других ребят. Как будто если я коротышка, то мое мнение уже не в счет. Как будто если он великий Черчилль, то ему все можно. «Что с того, что у меня единственного есть водительские права? – с горечью думал я. – Это не значит, что я должен катать всю школу».

Через два светофора я развернулся и поехал назад. «Все-таки нехорошо, – думал я. – Он сидит там, жарится на солнце, ждет меня. А вчера мы бегали до университета, и он все время сбавлял скорость, чтобы я за ним поспевал».

Как только я остановился, те двое парней, имен которых я не знал, запрыгнули на заднее сиденье. У одного из них, кучерявого, были длиннющие ноги, и его колени вонзились в спинку моего сиденья, как копья.

Черчилль сел впереди, указал на парней и сказал: «Знакомься, это Офир, а это Амихай». А потом ткнул пальцем в меня и сказал: «Это Юваль – чувак, о котором я вам рассказывал».

– Привет, – холодно бросил я, не поворачивая головы. И тронулся с места. В дворниках застряла сосновая ветка, и сколько я их ни включал, не мог ее стряхнуть.

– Послушай, э-э… Юваль, – сказал кучерявый. – У нас тут вышел маленький спор. Не поможешь разрешить? Как, по-твоему, правильно – хайфский или хайфовский?

– Хайфский.

– А я что тебе говорил! – возликовал кучерявый и еще глубже вонзил колени мне в спину.

– Тогда как ты объяснишь, что футбольные комментаторы всегда говорят «хайфовский»? – проворчал второй парень.

– Не все, – парировал кучерявый, – а только Зохир Бахалул. А он все-таки араб.

– Зато из всех комментаторов Зохир Бахалул самый грамотный.

– Не гони.

– Слушайте, у меня идея! Может, вместо пляжа махнем в Академию иврита и спросим там?

– Вот это мысль! – расхохотался кучерявый. – Академия иврита находится в Иерусалиме. Хочешь махнуть в Иерусалим, Амихай?

– Нет, но у них же должен быть филиал в Хайфе. Хайфовский. У них филиалы по всей стране, правда, Черчилль?

– Ты чего не тормознул? – вдруг заорал Черчилль.

– Что? Где? Что случилось? – испугался я.

– Ты что, не видел? На стоянке автостопщиков! Там Нойя Грин из технологического колледжа и с ней ее подружка, как ее там, Элиана.

– Черчилль, – пробормотал я, – машина не резиновая…

– Юваль, Юваль, что с тобой будет? – Черчилль хлопнул меня по затылку. – Для таких девчонок, как Нойя с Элианой, место найдется всегда! В крайнем случае, сели бы ко мне на колени.

Пассажиры на заднем сиденье расхохотались, но Черчилль немедленно их оборвал.

– А вы двое напрасно ржете, – обернулся он. – Все из-за ваших идиотских споров. Если бы не вы, Юваль заметил бы Нойю Грин.

Кучерявый и тот, что сидел рядом, замолчали. Молчал и Черчилль. Наверное, представлял себе, что было бы, присоединись к нам Нойя Грин.

Пока мы ехали к морю, я думал о сосновой ветке, о том, что, как только мы доберемся до побережья, я вытащу ее из-под дворников. Еще я думал о том, что, если я как следует надавлю на педаль газа, мы взлетим в воздух и совершим мягкую посадку на воду. Еще я думал, что надо потерпеть каких-нибудь два, самое большее два с половиной часа этих трех клоунов, а потом я вернусь домой и больше никогда в жизни их не увижу.

Послесловие редактора

На обратном пути из копировального центра, где он распечатал окончательный вариант рукописи – которая включала в себя вышеописанную последнюю сцену и, по-видимому, на следующий день должна была быть передана редактору, – мой друг Юваль Фрид въехал в машину, остановившуюся перед ним на светофоре на углу Эйнштейна и Бродецкого. Въехал не сильно – обе машины получили незначительные повреждения: разбитая фара и слегка погнутый бампер, ничего больше.

Дальнейшее окутано туманом. До сих пор не удалось выяснить, в каком порядке происходили события, приведшие к трагическим последствиям.

Судя по всему, господин Кфир Клигер, сидевший за рулем остановившегося на светофоре автомобиля, вышел из своей машины, подошел к машине господина Юваля Фрида, открыл дверцу и за шиворот выволок водителя. По-видимому, между ними произошел короткий спор, сопровождавшийся взаимными толчками.

Свидетели обвинения заявили, что нападавшим был Клигер, а Фрид главным образом защищался. Однако свидетели защиты настаивали на том, что Фрид принимал активное участие и в споре, и в потасовке.

На основании своего многолетнего знакомства с господином Фридом, человеком исключительно мягким и сдержанным, я склонен принять первую версию, хотя нельзя отрицать, что сам Фрид в своей книге утверждает, будто в нем «как, возможно, в каждом мужчине», живет грубиян и драчун.

Как бы то ни было, после нескольких минут взаимных препирательств господин Клигер достал из машины армейскую дубинку и несколько раз ударил ею Фрида в живот. А затем по голове.

Фрид упал без сознания на раскаленный асфальт, после чего был доставлен в больницу Ихилов самим Клигером.

На пейджер господина Амихая Танури поступило дежурное сообщение от работавшего в больнице волонтера ассоциации «Наше право», и через полчаса все мы – Амихай, Офир, Мария, Яара и я – стояли в коридоре перед отделением интенсивной терапии.

Медицинскую помощь Фриду оказали на высшем уровне. Врачи и медсестры, с которыми мы общались во время долгих часов ожидания, вели себя безупречно. Циники, конечно, станут утверждать, что только присутствие господина Танури заставило персонал больницы отнестись к нам с такой чуткостью и заботой. Однако в данном случае я не могу с ними согласиться. Насколько я могу судить, штатный врач больницы доктор Эйтан не из тех, кому требуются особые причины, чтобы проявлять заботу о пациентах. Он молодой человек – почти наш ровесник, – и его верность профессиональной этике и поразительное умение заражать своим гуманистическим настроем окружающих внушают надежду на то, что судьба ниспослала нам новое поколение медиков.

После восемнадцатичасовой битвы за пациента доктор Эйтан вышел из операционной и сообщил нам и родителям Фрида, что его жизни больше ничто не угрожает, но когда он придет в сознание – неизвестно.