Эта больная любовь - Джесси Холл

с моими, я отворачиваю голову в сторону, закрываю глаза и притягиваю его бедра к себе. Наши груди прижимаются друг к другу, демонстрируя отсутствие сдержанности, которую мы испытываем друг к другу. Сэйнт опускает голову на дверь позади меня, и я чувствую, как его толстое возбуждение начинает набухать на моем бедре.

Я дьявольски ухмыляюсь про себя, глядя на это доказательство. Он теряет контроль.

— Выскользни через заднюю дверь. Подальше от посторонних глаз, — шепчет он мне на ухо, приникая губами к раковине. — Я скоро приду, Брай.

Он откидывается назад, наши глаза снова встречаются, наши губы находятся на расстоянии дюйма друг от друга, а мои руки остаются на его груди. Я киваю, целенаправленно проводя языком по нижней губе. Его взгляд тут же падает на мой рот, и он замирает, прежде чем выпустить вздох и вывести меня из класса, пока ученики не ушли в соседний кабинет.

Как только я выхожу в коридор, я чувствую, что глаза Эроу прожигают во мне дыру. Отсутствие обзора в течение тех нескольких минут, что я провела в кладовке, заставляет его замирать от неизвестности. Довольная собой за быстрое взаимодействие, я в одиночестве пробираюсь к задней части здания за мусорными контейнерами и жду, пока не услышу тихий рокот плавного двигателя.

Я скольжу на пассажирское сиденье знакомого черного Audi и поворачиваюсь к нему лицом. Не успеваю я оценить выражение его лица, как мой затылок резко ударяется о сиденье. Эроу выезжает с парковки, и агрессивные руки сжимают руль, а его молчание втайне разрывает меня на части.

Мой ревнивый, слишком заботливый мужчина.

Он мчится по городу, наконец, доезжает до улицы за моим домом. Я выскальзываю из дома и иду через лесной двор, пока он прячет машину, как и планировал. Несколько секунд спустя он входит в заднюю дверь рядом с кухней, топая ко мне в черных боевых ботинках и не снимая лыжной маски.

Ужас и вожделение одновременно охватывают меня, когда его рука обхватывает мою шею спереди, прижимая меня к стене с силой, на которую способен только этот доминирующий мужчина.

— Где? — рычит он, его ореховые глаза пристально смотрят на меня, когда он наклоняется ко мне.

Мои бедра сжимаются под юбкой. Его ядовитая потребность узнать интимные подробности того, что произошло в шкафу, заставляет меня лгать и выкручиваться, лишь бы еще больше раззадорить и увлечь его.

— Мои губы, — торопливо говорю я, и его рука сжимает мое горло.

— Он, черт возьми, целовал тебя? — прорычал он сквозь стиснутые зубы, свободной рукой сдвигая маску на лоб. Его пульс бешено бьется, на виске выступает вена.

Я задерживаю дыхание, глядя на его потрясающе красивые черты, изучая шрамы, которые пронзают их, словно знаки бесконечной решимости и силы. Его глаза темнеют, и я снова оказываюсь потрясенной его сырой, неземной красотой.

— Нет. — Я качаю головой. — Он пытался, но я отвернулась…

Плоский язык скользит по моим губам, прерывая мои слова. Теплое, влажное облизывание продолжается вниз по моей шее, где он использует возможность очистить меня. Между бедер разливается жар, и я чувствую, как сжимаюсь от потребности. Он берет меня за запястье и поднимает руку, проводя языком по моей ладони, а дикие глаза встречаются с моими, полностью отстраняя прикосновение Сэйнта, а затем захватывает оба запястья и сжимает их над моей головой.

— Эроу, он уже в пути… — я шепчу, его нос прослеживает линию моей челюсти, прежде чем он вдыхает аромат моих волос, гипнотизируя меня.

У меня кружится голова от вожделения, когда одна из его грубых рук сжимает мои запястья над головой, а другая сжимает кожу моего бедра так сильно, что на ней наверняка остаются синяки. Его язык снова находит мою шею, вылизывая длинные дорожки до мочки уха, где он прикусывает ее, вдавливая длинную, толстую эрекцию вдоль бедра в мой живот.

— Тогда нам лучше поторопиться, — шепчет он мне в губы, прежде чем прикусить нижнюю губу. Оттягивая ее зубами, я стону ему в рот, когда моя губа отскакивает назад от его неумолимой хватки. — Потому что я планирую, чтобы моя сперма капала из твоей жадной киски еще до того, как она окажется на нем.

Он рычит про себя, прежде чем ударить меня запястьем о стену, заставив меня вскрикнуть от боли.

— Все это время наблюдай за мной и ни на секунду не думай, что тебе можно кончать. Если я почувствую, что ты получаешь от этого хоть какое-то удовольствие, я сам убью вас обоих и сожгу всю эту гребаную церковь над вашими гниющими трупами. Ты поняла, милая?

Я сглатываю, кажется, кучу песка, нервничая из-за его спокойного, но пугающего поведения, мое тело дрожит от страха при одном только его тоне. Потому что я точно знаю, что он сделает именно это, если не хуже. Калечение будет где-то там.

— Н-никогда, — заикаюсь я, пытаясь смочить пересохший рот. — Я бы никогда…

Его рука поднимается с моего бедра и грубо зажимает мое лицо между пальцами. Он крепко сжимает его, заставляя меня открыть рот, а его прямой взгляд сканирует мое лицо в поисках любого признака нелояльности. Наклонившись надо мной, он сплевывает мне в рот, его слюна покрывает мой язык, а затем он набрасывается на мои губы с самой первобытной силой, требуя все, что он хочет, с такой упорной свирепостью.

Я стону, когда он проникает в мой рот, его язык практически трахает меня с ненасытным голодом, заставляя поддаться его силе, в то время как жар его зажатого члена настойчиво давит на джинсы, стремясь к облегчению, которого он так отчаянно жаждет.

Но именно то, как он общается со мной языком, сводит меня с ума. Эроу говорит все, что ему нужно, в своей анархической демонстрации ласк.

Его язык бьется о мой, выкрикивая ноты страдания и несчастья среди хаотичного удовольствия. Наша песня, написанная в пытках, гармонизированная человеческой расплатой и исполняемая лишь симфонией мстящих истин.

Меня захлестывает дьявольское вожделение. Мой живот сжимается от предвкушения и бесконечных нервов. Эроу планирует сделать меня своей прежде, чем у его брата появится шанс. Мы приступаем к осуществлению этого плана, и он позволяет своему доверию ко мне и моей силе перевесить свои инстинкты.

От извращенной и больной природы того, что мы собираемся сделать, меня должно практически тошнить от волнения.

И все же мои внутренности пылают огнем, на который способен только темнейший из ангелов.

48. Клеймо

Я прислушиваюсь к слабому хныканью в ее