Жюль Верн - Геннадий Прашкевич

Но вот, наконец, пришли желанные минуты отдыха, и Усталый Гигант берется за книгу. Не исключено, что он в дурном настроении — его обыграли в гольф, или леска запуталась в корягах, или падают самые надежные акции, или днем, когда он выступал в суде, судья, страдающий болезнью желудка, был с ним крайне резок. Ему хочется забыть обо всех жизненных невзгодах. Он ждет, чтобы его подбодрили и утешили, он ищет в книге развлечения — в первую очередь развлечения. Ему не нужны ни мысли, ни факты, ни тем более проблемы. Он жаждет унестись мечтой в призрачный мир, где героем будет он сам и где перед ним предстанут красочные, светлые и радостные видения: всадники и скакуны, наряды из кружев, принцессы, которых спасают, получая в награду любовь. Он хочет, чтобы ему нарисовали забавные трущобы и веселых нищих, чудаков-рыболовов и скрашивающие нашу жизнь благие порывы. Ему нужна романтика, но без присущих ей опасностей, и юмор, но без тени иронии, и он считает, что прямой долг писателя — поставлять ему подобное чтиво, этакую сладкую водицу…»

К сожалению, слова Уэллса относятся к очень многим книгам.

Жюлю Верну казалось, что он все еще разговаривает с понимающими его современниками. Но его книги попадали теперь в руки тех, кто родился не в 1828 году, как он сам, и даже не тех, кто родился в 1837 году; теперь его книги попадали в руки тех, кто появился на свет в 1868, 1878 годах и т. д. Кто они? Что их интересует? Почему «Необыкновенным путешествиям» они предпочитают теперь сочинения Анатоля Франса (1844-1924), Мопассана (1850-1893), Октава Мирбо (1848—1917), наконец, этого неукротимого невоспитанного Золя, упорно разыскивающего ни на кого не похожих художников?

В начале 1897 года Верн жалуется брату: «Теперь я почти не двигаюсь, дорогой Поль, стал таким же домоседом, как раньше был легок на подъем. Возраст, недомогание, заботы — все это приковывает меня к дому. Ах дружище Поль! Хорошее было время, когда мы с тобой плавали по морям…»

Да, время неумолимо, но Поль еще увидел томик «Ледяного сфинкса».

Это была для него последняя книга брата — 27 августа 1897 года Поль скончался.

На этот раз Жюль Верн почувствовал себя действительно неимоверно, невыразимо одиноким. «Я с грустью вижу, — вспоминал внук писателя, — старого человека, обремененного годами и болезнями. Вот я (мне нет еще четырех) на перроне вокзала Монсури вместе с моими родными. Вижу мою матушку: на ней платье из фуляра, синее в горошек; она держит меня за руку, а дед очень беспокоен — подталкивает нас к нашему купе, чтобы не прозевать отход поезда. Создатель Филе-аса Фогга всегда боялся опоздать на поезд… В 1898 году, — продолжал внук, — я довольно долго жил у него в Амьене на улице Шарля Дюбуа и даже ходил в соседнюю школу Дед с маленькой собачкой Фоллет часто гулял в своем скромном саду — там, на Пасху, я искал яйца, будто бы упавшие с неба! Дед всегда прощал мне мои мелкие прегрешения и очень радовался, когда ему удавалось сходить со мной в цирк…»[55]

За обедом писатель теперь садился на специальный низенький стул — так, чтобы тарелка находилась почти у его лица. Онорину всегда обижало абсолютное равнодушие мужа к ее превосходным блюдам, но это не было капризом. Это был диабет, к сожалению. Писатель съедал всё, что перед ним ставили.

В романе «Кораблекрушение "Джонатана"» Жюль Верн сам рассказал об этом постоянном, ужасном, ничем не утолимом, вечно мучающем голоде.

«Блэкер, этот славный парень, страдал ненасытным аппетитом. Такое болезненное состояние называется в медицине булимией. При распределении продуктов Блэкер, как и все остальные, получил свою долю, но пайка, рассчитанного на четыре месяца, из-за невероятной прожорливости Блэкера, хватило только на два. И тогда начались прежние (если не гораздо более сильные) муки голода…»

Весной 1898 года в Амьене побывал журналист Адольф Бриссон, автор серии популярных биографических книг — «Интимные портреты». Жюль Верн был нездоров, но принял журналиста. Когда разговор зашел о лучших его романах, писатель оживился и вдруг с улыбкой заметил, что на мысль о романе «Двадцать тысяч лье под водой» его в свое время навела Жорж Санд. «Вы удивитесь, но именно ей я обязан одним из самых больших моих успехов».

Бриссон действительно удивился.

Такие разные имена, такие разные подходы к литературе!

Но Жорж Санд и вправду, прочтя романы Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре» и «Путешествие к центру Земли», в свое время написала ему:

«Ваши великолепные произведения вывели меня из состояния глубокой апатии и заставили испытать истинное волнение. Огорчена тем только, что слишком быстро их проглотила… Но надеюсь, мой дорогой друг, что скоро Вы увлечете нас в таинственные глубины моря и заставите Ваших героев путешествовать в подводных лодках, усовершенствовать которые Вам помогут Ваши знания и Ваше воображение… Когда роман "Англичане на Северном полюсе" («Путешествие и приключения капитана Гаттераса». — Г. П.) выйдет отдельной книгой, прошу Вас не забыть прислать книгу… У Вас восхитительный талант и сердце, способное еще больше этот талант возвысить… Тысячу и тысячу раз благодарю Вас за те приятные минуты, которые Вы помогли мне испытать среди моих горестей…»

Писатель ценил мнение Жорж Санд и долгие годы бережно хранил ее письмо в ящике рабочего бюро.

Несмотря на нездоровье, Жюль Верн не изменял привычкам.

Как всегда, вставал в пять утра, работал. В 12 часов — прогулка.