Деникин - Георгий Ипполитов

По прибытии в эмиграцию Деникин отказался от протекции Милюкова на получение русских денег, находящихся в заграничных банках. Антон Иванович объяснил свои действия так: он — частное лицо, а эти деньги принадлежат России. Тем самым заведомо обрекал себя на нищенское существование.

Задумайтесь, любезный читатель, и ответьте себе, не лукавя, на такой вопрос: в современной обойме российской политической элиты много найдется тех, кто мог бы повторить поступки Антона Ивановича?!

Даже в самые тяжелые моменты Гражданской войны, а также находясь в эмиграции, он неукоснительно соблюдал свои принципы. Обобщенно их можно свести к трем постулатам: «Единая, Великая, Неделимая Россия; борьба с большевизмом до конца; святое право частной собственности в условиях народоправства».

Загадочная русская душа… О святом праве частной собственности говорит военно-политический деятель, который однажды в приватной беседе иронично заметил: «Я убежденный собственник, хотя моя собственность ограничивается шинелью и жалованьем…»

Однако честность Деникина, возведенная им в высшую добродетель, сказывалась пагубно на его политической деятельности.

Судьба была к нему не благосклонна. Деникин свою борьбу проиграл. Но даже в самых критических ситуациях он никогда не пытался лавировать, беречь себя. В конце ноября 1919 года, когда стратегический перелом в пользу Южного фронта красных обозначился довольно четко, генерал на совещании с ближайшими сотрудниками в Таганроге заявил:

— Я знаю, что я исполняю черную работу. Знаю, что сломаю себе шею и заслужу себе только проклятия. Но эту черную работу должен кто-то исполнить.

Или еще. Когда в 1919 году Махно с ходу взял Екатеринослав и создал непосредственную опасность ставке главкома вооруженными силами юга России в Таганроге, генерал Деникин, выслушав доклад штабиста о том, что его бронепоезд подготовлен к эвакуации, ответил:

— Главнокомандующий покинет ставку последним, если не погибнет раньше.

Что еще здесь можно добавить?

Свой оптимизм и уверенность генерал умел передать другим. На том же совещании главком ВСЮР заявил:

— Общее положение тяжелое, почти безнадежное. Но в Мечетинской (в период 1-го Кубанского («Ледяного») похода Добровольческой армии. — Г. И.) было хуже. Тогда против кучки Добровольческой армии была армия в 150 ООО человек. Мы, может быть, потеряем Харьков, может, будет сдан Киев. Но мы не в безнадежном положении.

Здесь не показная бравада генерала.

П. С. Махров, последний начальник штаба ВСЮР при Деникине, непосредственно наблюдавший деятельность главкома в январе 1920 года, впоследствии сделал следующие обобщения: Антон Иванович был испытанный воин, не принадлежал к числу малодушных. Будучи «уравновешенным и спокойным», генерал отлично знал цену изречению: «Нам тяжело, противнику — не легче». Даже при отходе в Новороссийск генерал «пытался сохранить внешнее спокойствие». П. С. Махров подытоживает: «Генерал Деникин отлично знал психологию армии в дни поражений».

Н. Савич вспоминал, что после новороссийской катастрофы, явившейся кульминацией поражения ВСЮР, перед отходом в Крым Деникин был сломлен — «неврастеник, живущий иллюзиями». Он говорил о возможности самоубийства «в случае попытки его арестовать», что показывает его настроение.

Упадок душевных сил у Антона Ивановича подчеркивает и ближайший сотрудник профессор К. Н. Соколов, описывая внешний вид генерала в марте 1920 года: «Глаза его потухли, лицо выражало усталость, и каемка седых волос вокруг голого черепа как будто еще больше побелела».

В таких оценках нет противоречий. Мемуаристы подметили тонкие штришки психологического состояния Деникина в последние дни его правления на белом юге России. Тем более их оценки взаимно подтверждаются. Позиция Савича о суицидальных настроениях Деникина находит подтверждение в документах Астрова. Из них вытекает, что после одного из докладов Астрова диктатору о катастрофическом положении в тылу ВСЮР, тот сказал: «После этого остается пустить пулю в лоб».

Но подобное нельзя объяснить только слабоволием генерала. Это было бы слишком вульгаризированной трактовкой событий.

Николай Бердяев, большой знаток психологии человека, подметил: когда человек находится в состоянии душевного кризиса, какой-либо эффект легко отдает его «во власть бессознательного инстинкта смерти и самоистребления». Антон Иванович, конечно же, испытывал тяжелое бремя стрессов и аффектов. Но преодолел их без самоубийства! Выручил природный оптимизм. После печального доклада Астрова Деникин сказал: «Но мы еще померимся. Бороться с всеобщей разрухой придется еще лет пять».

Что это? Юмор висельника? Наверное, нет. Данный эпизод я трактую как тонкий ход Деникина-оптимиста, хорошо разбирающегося в морально-психологическом состоянии подчиненных в дни поражений. Фраза произнесена полушутливым, полураздраженным тоном несколько раз.

К шкале нравственных личностных ценностей Деникина можно отнести и его уважительное отношение к людям. Правда, П. Б. Струве вообще считал, что генерал был нелюдимым человеком, почти что мизантропом:

«Деникин был улиткой в скорлупе. Я скажу — физиологически не видел людей и особо ими не интересовался».

Это спорное утверждение. Действительно, Антон Иванович тяжело сходился с людьми. Был тому ряд причин.

Жизнь приучила его к осторожности, он много раз был унижен и оскорблен в своих лучших чувствах и намерениях из-за людской несправедливости, своекорыстия. Воинская служба, участие в тяжелых сражениях нежные чувства не формируют, душа черствеет на этих кровавых побоищах.

Особенно он переживал, что его соратники, люди, с которыми он смог сблизиться душевно, погибали в братоубийственной войне. Ушли одни за другим Корнилов, Марков, Алексеев, Дроздовский и особенно дорогой ему Романовский. Судьба обрекла Антона Ивановича на горестное одиночество, оставив один на один с суровой реальностью. Но где же здесь равнодушие?

Вероятно, в психологической структуре его личности преобладали, выражаясь терминологией К. Г. Юнга, интравертные («человек в себе»), а не экстравертные («человек от себя») черты.

Никак не вписывается в версию Струве романтичная история любви Антона Ивановича и Ксении Васильевны, его заботливость о подчиненных, вне зависимости от чинов. Свое кредо он сформулировал четко:

«Любить своих подчиненных и пользоваться их любовью — это высший идеал, доступный избранникам нашей корпорации».

Даже в условиях хронического безденежья, которое преследовало главкома в период единоличной диктатуры, он старался создать армии режим наибольшего благоприятствования. Если летом 1919 года младший офицер в Добровольческой армии получал 1487 рублей в месяц, то государственный чиновник VI класса (надворный советник, приравненный к подполковнику) — 600 рублей. И в тех условиях это было правильным, так как офицер ежечасно рисковал жизнью. Антон Иванович прекрасно сознавал это. А мог ли это осознать человек черствый, который, по мнению Струве, «людьми особенно не интересовался»?