В гостях у турок. Под южными небесами - Николай Александрович Лейкин

Азию, а про выпивку. Ты пил на пароходе с Карапетом Аветычем?..

Николай Иванович взглянул на армянина и отвечал:

– Боже избави! Зачем же я пить буду? Вот разве здесь, в Азии, дозволишь потом за завтраком рюмочку-другую выпить, потому быть в Азии и не выпить азиатского как будто…

– Пил… Я по лицу вижу, что пил, – перебила его жена. – Вон уж левый глаз у тебя перекосило и язык начал заплетаться.

– Уверяю тебя, душечка… С какой же стати? – запирался Николай Иванович. – Но давай наблюдать Азию. Бог знает, придется ли еще когда-нибудь в жизни побывать в ней. Карапет, отчего это на здешних домах труб нет? – проговорил он, указывая выкрашенные в красную, голубую и желтую краску маленькие домики с плоскими крышами, ютящиеся один над другим террасами.

– Оттого, дюша мой, что здесь никогда печка не топят, – отвечал армянин. – Да и нет здесь печки.

– Ах вы, безобразники, безобразники! – вздыхала Глафира Семеновна, не слушая разговора мужа и Карапета. – Успели напиться.

– To есть как это печки не топят? – продолжал Николай Иванович. – А как же для обеда-то варят и жарят?

– О, дюше мой, для кухня есть печка, а из печка эта выходит маленьки железного труба через стена. Но турецкого люди здесь такого публика, что они любят варить и жарить всякого кушанье на дворе. Сделает огонь на дворе и жарит, и варит.

– Глаша! Слышишь? Вот хозяйство-то! – окликнул Глафиру Семеновну муж.

Но та угрюмо поднималась по заваленному тюками, мешками и ящиками нагорному берегу и ничего не отвечала, расстроенная, что муж ухитрился надуть ее и выпить на пароходе.

Несколько арабаджи в приличных фаэтонах, запряженных парой лошадей, предлагали супругам свои услуги, босоногие мальчишки в линючих фесках навязывали верховых ослов, чтоб подняться на гору, но Карапет сказал:

– Пешком, пешком, дюша мой, эфендим, пешком, барыня-сударыня, пойдем. На своя нога пойдем, а то ничего хорошего не увидим.

Дорога была преплохая, мощенная крупным камнем, без тротуаров. Минуты через три между домами, среди двух-трех кипарисов, стали попадаться покосившиеся старые мусульманские памятники.

Карапет указал на них и пояснил:

– Вот где старого кладбище начиналось, а теперь выстроили на нем домы, а нового кладбище пошло выше на гора.

Женщины с ребятишками сначала поднимались в гору в общей толпе, но потом начали свертывать в переулки. Свернул и Карапет с своими постояльцами в один из переулков, сказав:

– Сейчас мы увидим дервиши.

И точно. В конце переулка открылась полянка. Там и сям мелькали надгробные памятники, несколько кипарисов простирали свои ветви к небу, а под ними усаживались приехавшие на пароходе женщины с ребятами. Тут же была и больная женщина, которую привезли в экипаже. Посредине полянки был деревянный помост, а на помосте группировались молодые и старые турки в усах и бородах и с четками на кистях рук. Они-то и были дервиши, как сообщил Карапет, и принадлежали к согласию так называемых «ревущих дервишей». Особыми костюмами дервиши не отличались от обыкновенных азиатских турок: куртки, шаровары, пояс, но вместо фесок имели на головах полотняные шапочки. Один из них, старик, впрочем, был в большой белой чалме и отличался длинной седой бородой.

– Это шейх от дервиши, – указал Карапет на старика в чалме, когда супруги расположились около помоста. – Шейх от Руфаи. Эти дервиши – Руфаи.

– А нас они не тронут? – с опасением спросила Карапета Глафира Семеновна. – Не начнут гнать, видя, что мы не мусульмане?

– Зачем они будут нас гнать, дюша мой, мадам? Мы им пять-шесть пиастры дадим, а они деньги ой-ой как любят.

Публика стала окружать помост. Виднелось и несколько мужчин в европейских костюмах, в фесках и без фесок. Можно было насчитать две-три шляпы котелком. Рядом с супругами Ивановыми остановились две англичанки, одетые по последней моде. Они без умолку болтали по-английски с бакенбардистом в цилиндре и клетчатом пальто с перелиной. Николай Иванович взглянул ему пристально в лицо и увидал, что это был тот самый англичанин, с которым они приехали в Константинополь в одном вагоне. Они обменялись поклонами. Англичанин что-то спросил его на ломаном французском языке. Николай Иванович ничего не понял, но отвечал: «Вуй, мосье».

– А разве у этих дервишей нет монастыря?.. – задала вопрос Карапету Глафира Семеновна. – Ведь дервиши – это мусульманские монахи.

– Есть, мадам… хорошего монастырь есть. Вон подальше вход в этого монастырь, но они вышли из свой монастырь для публики, чтоб поскорей своя обедня сделать, – дал ответ Карапет.

Два дервиша внесли на помост по вороху овчин и разостлали их полукругом, шерстью вверх, а посредине – ковер. На ковер тотчас же встал шейх, а на овчинах разместились дервиши.

Через минуту началось отправление культа завывающих дервишей Руфаи.

LXXXIX

Прежде всего седобородый шейх дервишей, закрыв свои уши пальцами, прочел нараспев краткое изречение из Корана, а затем дервиши поочередно стали подходить к ему и целовали у него руку. Возвращаясь на свои места, они уже садились на овчины, поджав под себя ноги, и начали раскачиваться корпусом вперед-назад, направо и налево, а шейх продолжал стоять без движения. Сначала это раскачивание шло молча, но вот шейх произнес «ла-ила-ила-ла», и все дервиши начали повторять эти односложные звуки, качаясь корпусом так, что на каждое движение приходилось по слогу. Плавные движения постепенно переходили к более быстрым движениям, и вместе с тем дервиши возвышали голос при завывании.

– Это они корабль делают, – сообщил Карапет супругам. – Корабль и буря… Сначала маленьки буря… потом большой буря.

– Молитва это у них происходит, что ли? – спросил Николай Иванович Карапета.

– Да, дюша мой, молитва… Молятся. Такого у них вера.

– В этом-то и заключается лечение больных? – задала в свою очередь вопрос Глафира Семеновна.

– Нет, мадам, лечение потом будет.

А дервиши между тем уж кричали во все горло свое «ла-ила-ила-ла». В воздухе мотались их головы, откидываемые то назад, то вперед, то вправо, то влево. Лица дервишей покраснели, и с них струился обильный пот.

– Несчастные, как они устали! – сказала Глафира Семеновна.

– Погодите, мадам… еще не то будет, – отвечал Карапет.

Вдруг дервиши вскочили и стали качаться стоя. Мотающиеся головы их уж только мелькали перед глазами зрителей, но выражения лиц разобрать было невозможно. В воздухе стоял буквально рев. Дервиши вместе с тем и подпрыгивали.

– Ведь и у нас в России такая секта есть… Скакуны они называются, – заметил Николай Иванович.

Глафира Семеновна сморщилась и произнесла:

– Неприятно смотреть. Пойдемте прочь.

– А лечение, мадам? Сейчас леченье начнется, – остановил ее Карапет.

– Бог с ним и с леченьем! – отвернулась она.

– Нельзя же, душечка, надо смотреть до конца, – сказал в свою