Душеприказчик - Антон Краснов

Андрюха обиженно повел плечами и пробурчал, что он, в общем-то, так и говорил. Но фраза не встретила понимания со стороны шефа, тем более что на Андрюху он уже не отвлекался.

— Чего это они? — наконец произнес Анатолий Петрович. — Там, внизу, кажется, суровая такая заваруха происходит. Не, смотри, в натуре, Андрюха, там какой-то кипеж? На траве валяются, глянь. Чего это? Неужто эти, долбанутые на голову, в балахонах, — сдали нас и наш товар этому арику из Метрополии?

— Смотри, Толян, там какая-то херня! А у мордатого… смотри, мля, у него «мымра»! Маленькая — видать, «юбилейка»! Стреляет… да что там такое?! Ёлкин пень, болото из берегов лезет… как дрожжи из тазика!

— Да хрен с ним, с болотом, — процедил Груздь, поставивший себе за жизненное правило ничему не удивляться. — Мне гораздо интереснее, откуда у мордатого «мымра», да еще «юби-лейка»! Неужели…

— Так у нас на складе вроде не было «юбилеек».

А дело в том, что после памятного провала сделки, отмеченной гибелью проверенного партнера Бобо Кварцхелии, Анатолий Петрович Груздев решил пересмотреть принципы своей работы. Он подумал, что нужно усилить конспирацию. «Агхи-вегно, батенька! Конспигация пгежде всего!» — словно говорил ему с советских банкнот Владимир Ильич. До того склад, где хранились контрабандные военные товары, располагался в черте города. После бойни, в которой сам Груздь уцелел только чудом, он счел невозможным дальше базироваться в областном центре и передислоцировал склад за городскую черту. Лучшего места, чем церковь Святого Георгия, где не так давно уже был военный склад, — он не нашел. Арранты сюда не совались — их интересы за пределами ОАЗИСов («банок» на языке Груздя и ему подобных) ограничивались крупными городами. Технологии доставки оружия на склад были отточены многолетней практикой, поставщики — надежные, так что Анатолий Петрович видел проблему только в базе. Базу и устроили. Разрешение губернатора на реставрацию церкви было получено без особых проблем: у Груздева всегда имелся прихват наверху. То, что для реставрационных работ нанялись полтора десятка болванов-сектантов, лично Анатолия Петровича нисколько не смущало. Даже то, что они почти ничего не делали, а целыми днями долбили свои молитвы, заговоры и обряды, а также шлялись по окрестностям, совершая паломничество к «священным местам», — тоже не беда. Главное, чтобы не лезли в подвалы. Собственно, шансов за это было немного, но все-таки заноза сидела в душе Груздева, с некоторых пор став-шего несколько мнительным. Дескать, а вдруг?.. Раз в столетие и палка стреляет, а уж ММР — гораздо чаще и, что характерно, гораздо разрушительнее.

Зато имелось отличное прикрытие: если бы даже кто и обнаружил склад с «мымрами», то Груздеву хоть и пришлось бы отвечать за это по закону, и только по зиймалльскому (конкретно — советскому), зато не по аррантскому Закону о нераспространении, грозящему смертной казнью на месте. Просто-таки по примеру Чрезвычайной комиссии 1918-1921 годов. А всю ответственность переложили бы на аррантопоклонников, у них и название секты такое… подходящее. Словом, Анатолий Петрович, отлично изучив особенности родного законодательства, создал прикрытие и от аррантской юстиции, которая работала по четкому римскому принципу «Pereat mundus et fiat justitia»[53]. Груздь вполне бы согласился, что аррантское правосудие придерживалось именно этого правила. А что ж?.. Взяток не берут, досконально придерживаются буквы закона… людям вот работать не дают. Если бы все в Охранном корпусе были аррантского происхождения, то и «мымрами» на продажу никак не разжиться бы!..

Впрочем, об источниках своего благосостояния и каналах, по которым удавалось доставать никак не меньше пятидесяти единиц ММР в год, Груздь предпочитал даже не думать. Слишком хорошо он помнил и об аррантской аппаратуре, способной считывать содержимое памяти, и об экстрасенсах Храма, так называемых дальоннах. Поэтому он всегда держал при себе препарат, полностью стирающий память. Лучше потом по частям вспоминать собственное имя и биографию, чем попасть в следственный изолятор Антарктического накопителя, а в итоге — все равно на молекулы.

И теперь совершенно неудивительно, что Анатолий Петрович чрезвычайно разволновался, увидев, что в непосредственной близости от его заветного склада применяют мономолекулярное оружие. А что прикажете думать?.. Только то, что деревянные сектанты все-таки изловчились и каким-то манером стянули «мымру» из-под замков.

Да еще наличие тут эмиссара Высшего Надзора, который долгое время прикидывался лохом и ветошью…

Анатолий Петрович почувствовал себя дурно. Его замечательные уши, похожие на свернутые шляпки каких-то грибов, приняли цвет вечерней зари. Он пробормотал:

— Вот что, Андрюха. Я, конечно, понимаю, что это впервые… но все когда-нибудь случается в первый раз. Придется применить оружие.

— А че ж впервые? — отозвался Андрюха, по всей видимости, нисколько не смущенный обрисованной перспективой. Он с готовностью хлопнул себя по боку, где болтался в кобуре ТТ, и закончил:

— Это завсегда при мне! Полная обойма!..

— Ты не понял меня, Андрюха!.. Какой ТТ?! Ты о чем? Твоя пукалка против «мымры» — это как зубочистка против казацкой шашки! Нужно применить ММР! Надо их всех валить, вот что! От наших «пушек» шуму будет много, трупы опять же девать куда-то надо. Всплыть могут… А «мымры» работают чисто. Если что от свидетелей и останется, покидаем в болото. (Анатолий Петрович еще не присматривался к тому, ЧТО произошло с топью, которая на несколько минут стала телом даггона Зог'гайра.) Так что тащи пацанов из машины, будем подчищать.

— Будем… стрелять из «мымр»?!

— А ты думал, только продавать их будешь? Да не щемись ты!.. — приободрил подручного Анатолий Петрович и добавил еле слышно себе под нос: — У самого что-то поджилки трясутся.

Тем временем уцелевшие после нападения даггона участники стычки пришли в себя. Олег Павлович приблизился к громадной промерзшей глыбе, прикоснулся к ней сначала пальцем, потом всей ладонью, отдернул руку: кожа примерзала.

— Узнаю брата Колю, как говорил один из сыновей лейтенанта Шмидта, — выговорил он, — кажется, нам крупно повезло. Правда, пока не знаю почему. Но кое-что уже понятно, — беря излюбленный полемический тон, продолжал Табачников, рассматривая застывший холм и приближаясь к краю котловины глубиной примерно метра в три. Дно ее уже затянулось илом. — Черт побери!.. — невольно вырвалось у Олега Павловича, но дальше он уже не позволял себе таких эмоциональных вольностей. — Причины происшедшего напрямую соотносятся с майской трагедией, когда погиб Ловилль. Мне кажется, тут можно рассуждать вот как. Даже такой неуязвимой бесплотной твари, как даггон, требуется восстановительный период после восемнадцати тысячелетий небытия. Анализ событий показывает: для восстановления сил ему нужна энергетическая подпитка, а в качестве доноров он использует аррантов. Почему именно аррантов — это уже другой вопрос. Первым донором стал Лекх Ловилль, потревоживший его. Даггон просто разорвал его, наверно, еще не в силах управлять собой. Следующим носителем даггона стал вот этот парень, которого мы… который… — Табачников ненадолго замялся, но потом взял себя в руки, причем сделал это в буквальном смысле: правой рукой вцепился в левое плечо, а левой — в правое, и в такой прихотливой позе потряс себя самого. Сейчас он напоминал монаха неизвестной религии во время особенно изощренного ритуала. — Тот парень, которого мы тянули из трясины. Из его тела даггон перешел прямо в топь, отсюда все эти метаморфозы, которые произошли с несчастным болотом. А потом… потом он вышел и из своего третьего по счету тела. Тут прослеживается одна закономерность: уходя, даггон забирает всю энергию. Потому замерзает вода, потому изменяется состояние минералов, потому и произошли такие печальные перемены с телом несчастного, который задохнулся в болоте. Объяснить обесцвечивание растительности в Белой роще сложнее, да и не это меня сейчас интересует…