След на воде - Марианна Алферова

– Мне нужен кривой китайский меч… – назидательно говорил Игорь. – Точно такой, как на этой картинке. Сможешь?

– Мне все равно, – отвечала старуха. – Форма не имеет значения, а стихии всюду равны – что на Востоке, что на Западе. А мы с тобой, мой мальчик, и не Восток, и не Запад. У нас – пограничье. А у пограничья свои законы. То есть любые сгодятся.

Послышалось журчание воды. И шепот старухи, но настолько тихий, что ни единого словечка, как ни старался, мистер Шарп разобрать не мог.

“Моются они там, что ли?” – изумился Остряков.

А потом раздался мелодичный звон – будто разом зазвенела сотня крошечным серебряных колокольчиков – и что-то тяжелое грохнулось на пол.

– Отлично! – послышался возглас Игоря Колодина. И следом – истошный визг. Остряков испуганно ойкнул и отпрыгнул подальше от стены. Уши ему враз заложило от этого визга. Сомнений не было – кричала старуха, будто резали ее там, в комнате, но резали медленно, изуверски. Остряков, стуча зубами, попятился к двери. Дернул ее, хотел выскочить в переднюю, но охранник тут же возник на пороге, толкнул его назад, в холл, и буркнул: “Велено сидеть”. Дверь вновь захлопнулась. А визг все несся из комнаты, постепенно затихая, сменяясь предсмертным хрипом.

“Так ведь он и меня, как и ее”, – пронеслось в мозгу. Старуху замочил. А потом и Острякова, как свидетеля…

Ноги тут же сделались мягкими, как тесто, и Остряков осел на пол. Хотел помолиться. Губы шевельнулись, просипели невнятное. Рука, поднесенная ко лбу, дернулась и застыла, потом нетвердо скользнула вниз и, заплутав, почему-то клюнула в крестном знамении сначала левое плечо, а потом правое, хотя крещен Остряков был в православной вере. А правая штанина сделалась нестерпимо горячей, а потом стала противно липнуть к телу и холодить.

“Я же обмочился…” – сообразил Остряков и захихикал.

Происшествие получилось какое-то невыносимо унизительное. Детское. Стыд слегка притупил страх. Мысль о том, что Колодин сейчас выйдет и увидит его сидящим в луже, затмила все остальные. Остряков вскочил, подбежал к стулу и сел, всем своим видом показывая, что к луже не полу он не имеет ни малейшего отношения.

И тут старуха выскочила из комнаты Игоря. Живая. Но в каком виде: платка на ней не было, волосы растрепаны, глаза выпучены, а на тощей жилистой шее – кровавая ссадина. Ожерелье плетеное с серебряной ниточкой, какое она прежде носила, исчезло.

– Убил! Убил! – завыла старуха, кидаясь к Острякову.

Ее так трясло, что Остряков испугался – не окочурилась бы старая у него на руках. Игорь вышел в холл следом.

– Ничего страшного с вами, Марья Севастьяновна не произошло. Уж, не думаете ли вы меня пережить, коли так испугались?

– Силушки моей лишил – навек лишил, проклятый! Как же я теперь колдовать-то буду? Мое же слово теперь ничто – пустота. Ой, беда мне, беда! Вода-царица, одно мне осталось – помереть!

Старуха опустилась на пол и принялась рвать на себе волосы. Белые невесомые нити разлетелись по всему холлу.

– Как-то нехорошо вышло, – пробормотал Остряков, морщась.

– И только-то? – засмеялся Игорь. – А ты не боишься, мистер Шарп, что наш общий друг Стен убьет тебя на месте?

– За что? – искренне удивился Остряков.

– За то, что ты его предал, дорогой.

– Я не предавал! – запротестовал мистер Шарп. – Просто я полагаю, что в споре ни одна сторона не бывает права, и потому я не могу утверждать, что правда именно за Лешкой или за тобой. И выход из данной ситуации лишь один – поступать непредвзято и судить объективно. И о предательстве тут речь не идет.

– И Стеновскому ты то же самое говорил?

– Разумеется.

– И в чем же не прав наш дорогой Стен?

– Во многом. Его проект был чистой фикцией и обречен на провал с самого начала.

– А ты трезво мыслишь, мистер Шарп. А чем же я тебе не угодил?

– Вы с папашей… ну, тех ребят ведь убили… И охрану. И Сазонова.

– Мы никого не убивали, – улыбнулся Игорь. – Так и можешь передать своему обожаемому Алексею. Да, с девчонкой его я трахался, потому как она сама меня к себе зазвала и в постель затащила, а более я перед Алексеем ни в чем не виноват. А в гибели тех ребят виноват прежде всего Гамаюнов. Его глупость – всему первопричина.

Остряков скривился – Игорю Колодину он не верил, но спорить боялся.

– Так что получается, что опять-таки виноват не я, – продолжал Игорь. – Надо мыслить трезво и не отравлять свой мозг ядовитыми фантазиями. Так ведь?

Остряков кивнул. А Колодин торжествующе рассмеялся. Он был в хорошем настроении и потому милостиво похлопал старого приятеля по плечу.

– Ну что ж, мистер Шарп, ты выдержал испытание. Можешь и дальше мне служить. Сейчас возьмешь госпожу Воробьеву и отвезешь ее домой, а то она немного расстроена. Встреча была слишком эмоциональной. Я тоже человек эмоциональный. Я ее понимаю.

Не было нужды повторять приказ дважды – Остряков тут же ухватил старуху под руку и потащил из апартаментов Колодиных. В этот раз его пропустили беспрепятственно. А Игорь вернулся к себе и взял в руки удивительный, сверкающий голубым светом меч. Изогнутый клинок был не из стали – просвечивал. Сквозь него можно было смотреть как сквозь стекло, а тонкий белый узор, похожий на морозные арабески на стекле, извиваясь, превращался в чешуйчатого китайского дракона с разинутой пастью, длинным змеистым телом и растопыренными лапками. Говорят, китайские драконы добрые и приносят счастье.

Остряков загрузил старуху в свой “форд эскорт”. То и дело он оглядывался, не веря, что Колодин мог его отпустить восвояси. Что-то тут не так, какой-то подвох. И это после того, как Остряков сознался, что работает на два лагеря. Или Колодин так уверен в его преданности, основанной на страхе? К тому же завтра или послезавтра уже не останется выбора “или-или” и можно будет работать только на Игорька-умницу. И будут они вдвоем составлять удивительные партии не придуманных еще игр. Остряков в таких делах – человек незаменимый. Он такие фокусы соорудит – чертяка ноги сломит. Мистер Шарп самодовольно хмыкнул – будто Колодин лично его только что похвалил, а не он сам придумал этот внутренний монолог.

– Куда ты меня везешь? – спросила Марья Севастьяновна.

– Домой, в Пустосвятово, куда же еще? Старуха отрицательно мотнула головой, и белые космы качнулись из стороны в сторону.

– Не пойдет. Я туда воротиться никак не могу без своего дара. Меня же соседки со свету сживут, как прознают.

– Может, никто не узнает, – предположил Остряков.

– Узнают. Послезавтра я Кате обещала бородавки свести за десяток яиц. А теперь что же будет? Бородавки не сойдут – и позор на мою старую голову. Нет уж, вези меня в Темногорск, к сыну. Дом у него там, пусть укроет на время, а там поглядим. Может, помру и позора своего не увижу.