Монстролог. Кровавый остров - Рик Янси

– Она на ранних стадиях заражения, – сказал монстролог.

Аваале охнул:

– А ребенок?

– Ребенок не заражен.

Аваале потер рукой губы. Он оглядел тропу и вновь посмотрел на доктора.

– Что нам делать?

– Надо как-то убедить ее отдать ребенка, – прошептал монстролог.

– А потом… что? Убить ее?

Уортроп промолчал. В его глазах было нечто, что я видел весьма редко – агония невозможного выбора.

– Вот что вы думаете, – сказал Аваале. – Мы должны ее убить.

– Она обречена, – хрипло сказал мой наставник. – Она все равно умрет, но прежде заразит собственного ребенка.

– Тогда надо убить их обоих.

– Я что, это сказал? Послушай меня! У нее счет идет на часы. А ребенок может прожить много лет, если мы сумеем вовремя его умыкнуть.

– Я его умыкну, – мрачно сказал Аваале. – Я его спасу, а потом вы сделаете то, что сделаете, – он шагнул в расселину.

– Нет! – Уортроп схватил его за руку и утянул обратно. – Если попытаешься забрать его сейчас, рискуешь, что она нечаянно заразит его – или тебя. Для этого хватит даже самой маленькой царапины.

– Тогда что вы предлагаете? – огрызнулся Аваале. Терпение его подошло к концу.

– Я не… я не знаю, – словно запыхавшись, монстролог отчаянно пытался перевести дух. – Быть может… если я подберусь достаточно близко, быстро выстрелить в голову…

– У вас руки трясутся, – указал Аваале. И они и в самом деле тряслись, причем сильно. – Я это сделаю.

– Ты не сможешь к ней подобраться, – возразил доктор. – К тому же это мне она доверяет, – с горечью прибавил он.

– Я это сделаю, доктор Уортроп.

Мужчины вздрогнули. Я думаю, они забыли, что я там стоял. Уортроп на вид был озадачен моим предложением, Аваале пришел в ужас. Я протянул руку за пистолетом. В отличие от рук монстролога мои не тряслись.

– Это единственный способ его спасти, – сказал я.

– Нет. Нет, Уилл Генри, я этого не допущу.

– Почему?

– Потому что застрелить кого-то при самообороне – это одно. А вот так – совсем другое.

– Почему это? – возмутился я. – Мы не можем оставить ее в живых. Мы не можем позволить ему умереть. Я всего лишь мальчишка; она ничего не заподозрит.

– Я это смогу, – сказал монстролог голосом более твердым, чем его вид. – Это должен быть я, – он положил руку мне на плечо. – Будь здесь с Аваале, Уилл Генри.

Он, пригнувшись, нырнул в рану на боку горы. Аваале отвернулся, а я остался смотреть.

В свете лампы женщина казалась очень юной, почти подростком, подумал я, и несмотря на то, что грязь покрывала ее с головы до ног, она была прекрасна – в первом полном расцвете женственности. Она доверчиво улыбнулась доктору, когда тот опустился рядом с ней на колени. Уортроп тронул ее за щеку – нижняя часть левой ладони опасно близко к ее рту, – одновременно сунув правую руку в карман, и мягко заговорил с ней, чтобы взглядом и интонацией убаюкать. И показался пистолет. Монстролог прятал его за ногой, так, чтобы она не видела. Сейчас, подумал я. Сделай это сейчас.

Я не мог видеть его лица. Я не знаю, что видела там она, но она продолжала улыбаться, а он продолжал приговаривать, поглаживая ее по щеке, и я задумался – что же он такое говорит. Он мог бы говорить что угодно, совершенно все, потому что она его не понимала. Например: «Я должен это сделать ради твоего ребенка. Ради нашего ребенка…» Или: «Имя мне ха-Машит, и Господь Бог создал меня в день первый…»

Рука Уортропа, гладившая женщину по щеке, упала, но вторая не поднялась. А затем он отступил совсем, поспешно пятясь, пока не уперся в противоположную стену, и там и остался, спиной прижавшись к скале, со склоненной головой и бесполезно обвисшими по бокам руками. Я двинулся к нему, и он поднял пустую руку. «Стой».

– Что он делает? – через плечо прошептал Аваале. Он отказывался обернуться и увидеть.

– Он не может, – пробормотал я в ответ.

Аваале прохрипел:

– Может, он ошибся. Может, она не заболела.

– Нет. Ее глаза… я это видел.

– Что ты видел в ее глазах?

– Oculus Dei, очи бога.

– Не понимаю, walaalo. Что такое очи бога? – в расселине монстролог поднял голову. Его темные глаза влажно сияли в свете лампы. Что такое очи бога?

– Знаю, – шепнул Аваале. – Он ждет, чтобы она заснула. А когда она уснет…

– Не знаю, чего он ждет, – сказал я. Его колебания в час нужды глубоко меня обеспокоили. Он никогда прежде не колебался: ни в Гишубе, ни в кухне на Харрингтон Лейн, когда занес над головой мясницкий нож. Монстролог всегда повиновался нуждам своего ремесла. Джейкоб Торранс мог носить девиз Общества на пальце, но Пеллинор Уортроп выгравировал его на своем сердце. Он был, как окрестил его Фадиль, Михосом, львом, стражем горизонта. Что его остановило? Цеплялся он за что-то – или что-то отпустил?

– Не понимаю я этого человека, которому ты служишь, – сказал Аваале. – Он словно и наслаждается смертью, и страшится ее. Гонится за ней, как бешеный пес, а потом бежит от нее, как испуганный кролик. Зачем такой человек охотится на монстров?

Он плюхнулся наземь у пасти расщелины, поставив винтовку вертикально между колен, и откинул голову на камень.

– Я устал, walaalo, – вздохнул он.

– Можешь поспать, если хочешь, – сказал я. – Я буду бодрствовать.

– Ага, но ты забываешь о моем обете. Это я должен за тобой присматривать.

– Мне не надо, чтоб ты за мной присматривал.

– Не перед тобой мне рано или поздно держать ответ, walaalo, – мягко ответил он.

Я опустился на землю лицом к Аваале, так, чтобы продолжать видеть доктора краем глаза. Он не шевелился; мать и дитя тоже. Может, доктор и вправду ошибся, подумал я. Не насчет матери, а насчет ребенка. Как могла мать быть заражена, а ребенок – нет? Лучше сразу положить конец их страданиям. Впрочем, ни одному из своих компаньонов я этой возможности не озвучил. Я сидел, и думал, и ждал, покуда ночь сгущалась вокруг меня, а мои спутники погружались в сон. Я следил, как тяжелеют веки женщины, как ее голова падает на грудь – и вздергивается в борьбе с изнеможением. Я был начеку. Я мог бы не спать тысячу ночей – так туго было спружинено Чудовище внутри меня, «я» и «не-я», то, что шептало, и то, что боролось – как борется и в вас – чтобы вырваться на волю.

И пока Михос спал, Офоис поднялся.

Там были вздох ветра, и треск расколотых костей земли, и холодная сталь пистолета, и спящая женщина. Там был младенец, прижатый к ее обнаженной груди, и подошвы окровавленных, истерзанных камнями ног, и ее темя, склонившееся ко мне, как бы предлагая себя в мишени. Я поднял пистолет и наставил его в упор на ее голову.