История географических карт - Ллойд Арнольд Браун

Англия официально вступила в гонку «за долготу» в тот момент, когда Карл II приказал построить в Гринвич-парке на Эссексской равнине возле Темзы Королевскую обсерваторию для развития навигации и навигационной астрономии. Первое время дела шли не слишком быстро, но все же шли. Король был настроен решительно. Он хотел обеспечить своих моряков точными таблицами небесных тел и потому королевским указом от 4 марта 1675 г. назначил Джона Флемстида «астрономическим наблюдателем» с «соблазнительным» жалованьем в 100 фунтов стерлингов в год, из которых 10 фунтов уходило на налоги. Флемстид должен был пользоваться собственными инструментами, а чтобы не загордился, ему было дополнительно приказано наставлять в астрономии двух юношей из училища при Больнице Христа. Черная нужда заставила его взять и несколько частных учеников. Флемстид мучился плохим здоровьем и нервами, что обычно для государственных служащих, но зато он всегда мог опереться на Ньютона, Галлея, Гука и ученых Королевской академии, с которыми состоял в переписке[34]. Перфекционист до мозга костей, Флемстид не хотел публиковать свои результаты до тех пор, пока не убедится полностью в их точности. Он считал, что подобное научное прегрешение нельзя оправдать ничем. Тем самым он обрекал себя на постоянные недоразумения и несчастья.

Флемстиду приходилось выдерживать постоянное давление. Казалось, всем вокруг требовались какие-то данные, и всегда срочно. Ньютону для доработки лунной теории нужна была полная информация о положении Луны. Сообщество британских ученых отказалось от французского метода определения долготы и от всех остальных методов, требовавших проводить в море продолжительные астрономические наблюдения. Британцы подошли к проблеме с другой стороны и затребовали у Флемстида полные таблицы лунных расстояний и полный каталог положений звезд. Флемстид выполнил поручение – в течение пятнадцати лет (1689–1704) он тратил большую часть своего времени на неблагодарное занятие – составление первого Гринвичского звездного каталога и лунных таблиц. Все это время он очень неохотно и малыми дозами выдавал нетерпеливым заказчикам данные, которые считал если и не неточными, то, во всяком случае, неполными.

Самые громкие требования информации раздавались из адмиралтейства и с флота. В 1689 г. разразилась война с Францией. В 1690 г. (30 июня) английский флот потерпел поражение от французов в битве при Бичи-Хед. Лорд Торрингтон, английский адмирал, предстал перед военным судом и был оправдан; тем не менее от службы его отстранили. В 1691 г. в Плимуте из-за ошибки штурманов – они приняли мыс Дедман за Берри-Хед – было потеряно несколько военных судов. В 1707 г. сэр Клаудсли Шовел, возвращаясь с флотом от Гибралтара, попал в полосу дурной погоды. После двенадцати суток борьбы с ветром под обложенным тяжелыми тучами небом никто из моряков уже не представлял себе, где находится. Адмирал поинтересовался мнением навигаторов, и все они, за единственным исключением, сошлись на том, что флот находится далеко к западу от острова Уэссан, напротив полуострова Бретань. Флот остался на прежнем курсе, но в ту же ночь в сильном тумане налетел на острова Силли, расположенные возле юго-западного побережья Британии. Погибли четыре корабля и две тысячи человек, включая самого адмирала. Еще долго после этого ходила легенда, что один моряк на флагманском корабле определил по каким-то своим приметам, что флот находится вблизи опасных берегов. Он был настолько опрометчив, что сообщил об этом офицерам, которые тут же приговорили повесить его на рее за мятеж. Да, способ определения долготы необходимо было найти!

Англия никогда не испытывала недостатка в изобретательных людях, и к проблеме определения долготы в море обратилось множество плодовитых умов. В 1687 г. неизвестный изобретатель выдвинул два предложения; сказать, что они были новыми, означало бы поскромничать. Он открыл, что стакан, наполненный до краев водой, переполняется в моменты новолуния и полнолуния, так что по крайней мере дважды в месяц долготу можно определить с точностью. Второй метод, по мнению самого изобретателя, намного превосходил первый и предполагал использование популярного патентованного средства, составленного сэром Кенельмом Дигби и называемого порошок симпатии. Это чудодейственное средство излечивало любые открытые раны, но, в отличие от средств обычной несовершенной медицины, порошок симпатии следовало применить не к ране, а к оружию, которым она нанесена. Дигби любил рассказывать, как заставил одного из своих пациентов «симпатически» подпрыгнуть; для этого достаточно было опустить повязку с его раны в воду с небольшим количеством целительного порошка. Изобретатель, предполагавший использовать целительные свойства чудесного порошка в целях навигации, предлагал снабжать каждое судно перед выходом из гавани раненой собакой. Остальное сделает надежный наблюдатель на берегу при помощи стандартных часов и повязки с собачьей раны. Точно раз в час он будет опускать повязку в раствор порошка симпатии, и собака на борту прогавкает точное время.

Еще одно серьезное предложение поступило в 1714 г. от священника Уильяма Уистона и математика Хамфри Диттона. Эти двое предлагали расставить вдоль главных судоходных трасс через равные интервалы плавучие маяки. Эти маяки через равные промежутки времени должны были выстреливать осветительные снаряды, настроенные взорваться на высоте 6440 футов. Морские капитаны смогут легко определить расстояние до ближайшего маяка просто по разнице во времени между вспышкой и звуком выстрела. Эта система, указывали авторы, особенно подходит для Северной Атлантики, где глубина не превышает 300 морских саженей! По очевидным причинам предложение Уистона и Диттона не было принято, но оно дало толчок некоторым событиям. Их план был опубликован; шумиха, которую он наделал в различных периодических изданиях, привела в конечном счете к тому, что в парламент 25 марта 1714 г. поступила петиция от «нескольких капитанов судов ее величества, лондонских купцов и капитанов торговых судов». В петиции говорилось об огромной необходимости определения долготы и содержалась мольба о том, чтобы за реальный метод такого определения была публично объявлена награда. Не только сама петиция, но и метод Уистона и Диттона были представлены в комитет, а тот, в свою очередь, обратился за консультацией к видным ученым, включая Ньютона и Галлея.

В том же году Ньютон подготовил обзор, который и зачитал перед комитетом. В нем говорилось: «Для определения долготы в море существовало несколько проектов, верных в теории, но сложных в реализации». Ньютон отрицательно отозвался об использовании затмений спутников Юпитера, а о схеме Уистона и Диттона сказал, что это скорее метод «хранить и передавать долготу, чем находить ее в случае, если она утеряна». Среди методов, сложных на практике, продолжал он, «один состоит в том, чтобы хранить точное время при помощи часов: но по причинам движения судна, изменения жары и холода, влаги и сухости и разнице гравитации на разных широтах таких часов до сих пор не существует». Проблема наконец определилась: такие часы еще не были изобретены.

Сама идея перевозки работающего хронометра для определения долготы в плавании была не нова, но и бесплодные попытки реализовать ее тоже продолжались уже много лет. Древним такая идея могла показаться всего лишь волшебной сказкой. Когда в 1530 г. ее выдвинул Гемма Фризий, механические часы уже существовали, но они были изобретены совсем недавно и представляли собой довольно грубые приспособления; реализовать с их помощью эту идею представлялось маловероятным, если вообще возможным. Идея возить с собой «некие точные часы, годные для путешествия, которые следует выверить с помощью астролябии…» еще раз прозвучала у Бландевиля в 1622 г., но в то время по-прежнему не существовало «верных» часов, достаточно точных для определения долготы. Если ответом на вопрос долготы суждено стать хронометру, то его точность должна быть очень высока. По оценке Пикара, градус долготы соответствовал на экваторе примерно 68 милям, или четырем минутам по часам. Ошибка часов в одну минуту давала смещение в 17 миль – прочь от опасности или навстречу ей. Если после шестинедельного плавания навигатор захотел бы определить свое положение с точностью до полуградуса (34 миль), то его часы не должны спешить или отставать больше чем на две минуты за сорок два дня, или на три секунды в сутки.