Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея - Кай Берд
Шрифт:
Интервал:
Все в том же духе «Расёмона» существует и другая версия этой истории. 5 марта 1944 года агент ФБР Уильям Харви составил обзорную записку под названием «CINRAD»[18]. В марте 1944 года[19] Харви доложил: «Генерал Лесли Р. Гровс имел с Оппенгеймером разговор. <…> Оппенгеймер окончательно показал, что Шевалье выходил только на одного человека — его брата Фрэнка Оппенгеймера». По этой версии, Шевалье обратился к Фрэнку, а не к Роберту осенью 1941 года. Фрэнк якобы немедленно сообщил об этом брату, который тут же позвонил Шевалье и устроил ему «адскую выволочку».
Если в этом деле был замешан Фрэнк, то оно предстает в совершенно другом свете. Однако эта версия не только ненадежна, она попросту неверна. С какой стати Шевалье стал бы выходить вместо ближайшего друга на Фрэнка, которого он практически не знал? К тому же глупо утверждать, что Фрэнка осенью 1941 года могли просить предоставить информацию о проекте, который по-настоящему начался только летом 1942 года. Кроме того, Шевалье и Элтентон независимо друг от друга подтвердили на допросе в ФБР, что беседа проходила между Оппенгеймером и Шевалье на кухне дома в Игл-Хилл зимой 1942–1943 года. И наконец, записка Харви от 5 марта — единственный документ того времени, в котором упоминается Фрэнк Оппенгеймер. После поиска в своих архивах ФБР сообщило, что «первичный источник сведений о причастности Фрэнка Оппенгеймера в делах ФБР не установлен». Тем не менее, когда донесение Харви подшили к фэбээровскому досье Оппенгеймера, эта часть истории зажила своей собственной неистребимой жизнью[20].
Глава восемнадцатая. «Самоубийство, мотив не установлен»
Мне все опротивело…
Осенью 1943 года подполковник Борис Паш провел два нервных месяца, пытаясь установить личность того, кто рассказал Оппенгеймеру о передаче данных в советское консульство. Он и его агенты безрезультатно по нескольку раз опросили множество студентов и преподавателей Беркли. Паш вел расследование с настырным упорством и был крайне враждебно настроен по отношению к Оппенгеймеру. В итоге Гровс решил, что Паш только без толку тратит время и ресурсы и что расследование ни к чему не приведет. Именно это побудило Гровса приказать Оппенгеймеру в начале декабря 1943 года выдать посредника (Шевалье). В то же время Гровс решил, что таланты Паша пригодятся в другом месте. В ноябре его назначили военным руководителем секретной операции под кодовым названием «Алсос», преследовавшей цель выяснить состояние атомного проекта нацистского режима путем захвата немецких ученых. Паша перевели в Лондон, где следующие полгода он готовил сверхсекретную группу ученых и военных к высадке вслед за союзными войсками на побережье европейского континента. Друзья Паша из управления ФБР в Сан-Франциско, однако, и после его отъезда продолжали подслушивать телефонные разговоры Джин Тэтлок, которые она вела из своей квартиры в Телеграф-Хилл. Проходил месяц за месяцем, а фэбээровцы все еще не могли найти какие-либо доказательства того, что молодой психиатр выполняла роль связной Оппенгеймера (или кого-то еще) для передачи секретной информации Советам. Тем не менее приказа о прекращении слежки вашингтонская штаб-квартира Бюро не давала.
В начале 1944 года, вскоре после окончания периода отпусков, Тэтлок впала в очередную депрессию. Отец, которого она посетила в Беркли в понедельник 3 января, нашел ее в «угнетенном» состоянии. Уезжая, она пообещала позвонить ему на следующий день вечером. Не дождавшись звонка, Джон Тэтлок позвонил сам — Джин не взяла трубку. В среду с утра он попробовал дозвониться еще раз, после чего поехал к ней на квартиру в Телеграф-Хилл. Прибыв к часу дня, он позвонил у дверей. Когда ему никто не открыл, шестидесятисемилетний профессор Тэтлок влез в окно.
В квартире он обнаружил тело дочери «лежащим на куче подушек в конце ванной, голова находилась под водой в до половины наполненной ванне». По непонятной причине профессор Тэтлок не вызывал полицию. Вместо этого он отнес тело дочери на диван в гостиной. На обеденном столе он обнаружил недописанную предсмертную записку, нацарапанную карандашом на обратной стороне конверта. Среди прочего в ней говорилось: «Мне все опротивело. <…> Тем, кто меня любил и помогал мне, желаю любви и мужества. Я хотела жить и отдавать, но что-то меня парализовало. Я чертовски старалась понять, что, и не могла. <…> Мне кажется, я бы стала обузой на весь остаток моей жизни — по крайней мере, у меня есть возможность не взваливать парализованную душу на плечи борющегося мира». Дальше слова превращались в нечитаемые каракули.
Потрясенный Тэтлок начал обыскивать квартиру. Через некоторое время он обнаружил личную корреспонденцию Джин и несколько фотографий. Что бы он ни прочитал в письмах, это побудило его развести в камине огонь. Пока мертвая дочь лежала на диване, он методично сжег всю ее корреспонденцию и часть фотографий. Прошло несколько часов. Сначала он позвонил в похоронное бюро. Кто-то из работников похоронного бюро наконец вызвал полицию. Когда полиция и заместитель городского коронера в 5.30 пополудни прибыли на место, в камине еще тлели остатки сожженных писем. Тэтлок сообщил, что письма и фотографии принадлежали его дочери. С того момента, когда он обнаружил ее тело, прошло четыре с половиной часа.
Профессор Тэтлок повел себя, мягко говоря, необычно. С другой стороны, родственники, внезапно обнаружившие покончившего с собой близкого человека, зачастую ведут себя неестественным образом. В то же время методичный обыск квартиры наводит на мысль, что отец Джин знал, что ищет. Совершенно ясно, что содержимое писем дочери побудило его их уничтожить. Дело было не в политике — Тэтлок поддерживал многие
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!