Дамы любят погорячее - Светлана Алешина

Она встала с кресла, порылась в ящике своего стола, извлекла из него пухлую записную книжку, вырвала из нее листок разлинованной бумаги и черкнула на нем фломастером пару строк.

— Вот, — она протянула мне адрес Аниного сына.

— Он знает, что его мать умерла? — осведомилась я.

— Да, — подтвердила Лида, — и тайком даже был на похоронах, которыми занимался Рокотов.

— Вот как?

— Да, — кивнула Лида, — но при жизни Анны они совсем не общались!

Я спрятала листок бумаги у себя в сумочке.

— Это адрес тети Гали, — пояснила Лидия, — двоюродной сестры Степновой. — Галины Дмитриевны, — добавила она. — Алеша у нее с самого детства воспитывался. Анна сначала хотела его в детдом отдать или кому-то на воспитание. Но Галина Дмитриевна вызвалась сама. У нее своих детей никогда не было… Анна ей сначала за труды-то приплачивала, а потом практически бросила, — Лида махнула рукой, — так от случая к случаю подбрасывала кое-что для Алешки, а как во Францию уехала, так и вовсе о нем забыла, — с горечью проговорила она.

Я поблагодарила Лиду Малахову за сведения, полученные от нее без особого труда, и мы с Костей поехали к Галине Дмитриевне. В машине я передала ему листок, вырванный из Лидиного ежедневника.

Сестра погибшей Анны жила в типичной «хрущевской» пятиэтажке. Костя притормозил почти у самого подъезда, благо, что лавочки во дворе пустовали, а то не избежать бы нам гневных реплик из уст дежуривших пенсионерок.

Костя отправился вместе со мной.

— Три убийства — это не шутки! — отрезал он в ответ на мои протесты. Мы поднялись на третий этаж по старой обшарпанной лестнице. Я мысленно заключила, что у Анны Степновой напрочь отсутствовал материнский инстинкт, хотя… Если так, то вряд ли она включила Алешу в свое завещание! Но если Анна как-то предвидела свою смерть из-за этих проблем с «Парадизом», то она в минуту просветления могла и…

— Я забыл, какая квартира, — прервал мои размышления Костя.

— Двенадцатая, — ответила я. Мы как раз уперлись в нее взглядом. Дверь, однако, у Галины Дмитриевны оказалась железной, новой и дорогой.

Я нажала на кнопку звонка. Он оказался музыкальным. Дверь открылась только после того, как мелодия проиграла несколько раз.

— Вам кого? — настороженно спросила женщина в очках через дверную цепочку.

— Галину Дмитриевну, — вежливо ответила я.

Женщина прищурилась, «гусиные лапки» у ее светлых глаз обозначились резче.

— Ирина Лебедева?! — неожиданно узнала она меня.

— Вот именно, — подтвердила я, широко улыбнувшись. — Автор и ведущая программы «Женское счастье». Вы позволите войти? — Я продолжала все так же по-голливудски улыбаться.

— Конечно, — кивнула женщина, снимая цепочку, — только я что-то не пойму: зачем я вам понадобилась…

— Так, значит, вы и есть Галина Дмитриевна? — обрадовалась я.

— Значит, и есть, — согласилась хозяйка квартиры. — Проходите, пожалуйста, — сказала она.

Мы вошли: квартира оказалась недавно отремонтированной и прекрасно обставленной. Видимо, все-таки помощь Анны была не такой уж и символической, как говорила Лида.

— Присаживайтесь! — Галина Дмитриевна кивнула на диван, укрытый кофейно-коричневым гобеленом. Мы с Костей удобно устроились на нем возле стола. — Вы из-за Аллы ко мне пришли? — догадалась она. — Я видела вашу программу с Малаховой…

— Ну и как она вам показалась? — спросила я.

— Да, в общем, понравилась, — пожала плечами Галина Дмитриевна, — всю подноготную вы же знать не могли…

— Значит, вы думаете, что это Алла?..

— Нет, что вы, — отмахнулась Галина Дмитриевна. — У Анны, с ее-то характером, врагов хватало.

— Нам бы хотелось познакомиться с Алексеем, — сказала я. — Это возможно?

— Так, значит, вам и об этом известно, — вздохнула Галина Дмитриевна. — Вы считаете, что он может иметь какое-то отношение к убийству?! — ужаснулась она.

— Если только косвенное, — успокоила я ее.

— Тогда почему вы хотите увидеться с ним? — обеспокоенно поинтересовалась Галина Дмитриевна.

— Потому что ему может грозить опасность, — серьезно ответила я и вкратце описала сложившуюся ситуацию.

— Какой ужас! — всплеснула руками женщина, и на глазах у нее появились слезы. — Не успела сестру похоронить… — Плечи ее задрожали.

— Завещание было? — спросила я.

— Вам и это известно? — испуганно осведомилась приемная мать Алеши.

— Да, — коротко подтвердила я. — Так было завещание или не было?

— Анна завещала Алеше свою клубную долю, — мрачно проговорила Галина Дмитриевна, глубокие морщины на ее лбу стали заметнее. — Но мы его никогда в глаза не видели, — добавила хозяйка. — Мне, говоря откровенно, и не верилось, что завещание существует в действительности, — добавила она. — Алешка всегда отшучивался, что ему этот «рай» даром не нужен, мол, пожить еще хочется… Как в воду глядел! — всплеснула руками Галина Дмитриевна.

— А вам известно, кто отец Алексея? — поинтересовалась я.

— Зачем вам это? — Галина Дмитриевна присела на новый, почти что зеркально отполированный стул. — Разве это имеет какое-то отношение?.. — Не договорив, она схватилась за сердце и побледнела. — Этого не может быть, — простонала приемная мать Алеши, — не может быть! — повторила она.

Я не понимала ее реакции и с тревогой ожидала, что будет дальше.

— Но ведь у него нет доли в этом чертовом клубе! — возбужденно воскликнула Галина Дмитриевна. — Он же не может желать смерти собственному сыну!

— Нефедов? — не поверила я своим ушам.

— Какой еще Нефедов? — Галина Дмитриевна удивленно заморгала ресницами. — Не знаю никакого Нефедова, — она развела руками.

— Так о ком же вы тогда говорите? — не отступала я.

— Я говорю о Рокотове, Игоре Викторовиче Рокотове, — отчетливо произнесла Галина Дмитриевна.

Впрочем, у меня уже была мысль, что Алеша — сын Рокотова. Лида Малахова что-то такое говорила о старинном романе Игоря Викторовича с Анной Степновой.

— А он знает о том, что у него есть сын? — поинтересовалась я.

— Нет, что вы. — Галина Дмитриевна замахала руками. — Анна тогда ото всех скрывала свою беременность, а особенно от него!

— Почему? — удивилась я. Лично мне в такой ситуации ничего подобного бы и в голову не пришло — настолько я доверяла Володьке.

— Аня всегда была очень независимой женщиной, — дрогнувшим голосом ответила Галина Дмитриевна, — и не желала себя ничем связывать… К тому же Игоря она не любила, — добавила она. — Ей легче было делать вид, что ничего не произошло!

— Но это же нечестно! — воскликнула я. — И по отношению к сыну, и по отношению к отцу!