Опыт моей жизни. Книга 2. Любовь в Нью-Йорке - И. Д.

class="p1">– К сожалению, это реальность. Мечтать и фантазировать можно сколько угодно. Ты в этом бизнесе мало понимаешь, поэтому тебе все так легко кажется.

– Да тут понимать нечего! Это элементарная логика. Как дважды два четыре. Тратить сорок минут на тридцать пять долларов глупо. Мне не нужно знать специфики бизнеса, чтобы понимать элементарное. Поставь себе цель: десять заказов по пять тысяч в месяц. Положи на это все свое время и силы. Не отвлекайся на мелочевку. Ты увидишь другие результаты.

– А кто мой рент платить будет? Кто зарплаты будет платить?

– Неужели у тебя за год работы даже не накопилось запасов, чтобы несколько месяцев без заказов выстоять?

– Откуда? Мы же все тратим. Живем – ни в чем себе не отказывая.

– Так давай напряжемся какое-то время! Накопим запас.

– А как скопить запас, если мелкие заказы не брать?

– Делай, как хочешь! – говорю я наконец. – Если тебя устраивает все, как есть, меня и подавно устраивает. Мне деньги вообще не нужны. Я на тысячу долларов могу год жить. У меня другие приоритеты. Только, знаешь, как этот бизнес твой называется?

– Как? – улыбается Гарик.

– Мышиная возня.

– Ты витаешь в облаках. Ты попробуй, открой хоть такой.

– Я свою свободу ни за десять, ни за двадцать тысяч не продам! Чем за копейки порабощать себя, лучше совсем не работать! Работай, как я, один месяц в году. Будешь так же, как я, нищим, но зато свободным. Если уж отдаться в рабство, так только за большие деньги!

– За какие же деньги ты готова продать свою свободу?

– Нет таких денег. Я – ни за какие. Мне деньги вообще не нужны, я тебе уже говорила, но ты мне не веришь. Конечно, если бы речь пошла о том, чтобы за какое-то очень короткое время, заработать миллион… Тогда, пожалуй, я бы согласилась.

– Сколько? Сколько ты сказала? Фантазерка моя!

– Ну да миллион – это нереально. Вот я и не работаю.

– А за миллион бы работала?

– Но только при условии, что миллион этот заработать за очень короткое время. Год или два. Нет смысла тратить на жалкие деньги – свою жизнь.

– Не забывай, ты женщина. Ты можешь позволить себе так рассуждать. Я мужчина.

– И что?

– Я не могу, как ты, работать один месяц в году. Меня никто не поймет. Я буду выглядеть в глазах людей дегенератом.

– Плевать мне на людей. Я тебя пойму. В моих глазах ты выглядишь хуже, когда работаешь на всю катушку, а получаешь при этом гроши. Так, ты бедный и к тому же порабощенный мужчина. А так, ты бедный, но свободный. Какой лучше?

– Малыш, пойми ты. Это реальность.

– Ты сам себе эту реальность делаешь. Смиряешься с этим, вот и твоя реальность. А ты не смиряйся. Брось. Или большая рыба, или к черту.

– Фантазерка ты моя… – смеется Гарик.

– Да нет, ты просто меня не понимаешь, – отчаявшись убеждать Гарика, заключаю я.

– А ты меня, – говорит он. Мы друг друга не понимаем.

* * *

Через недели две-три мне надоело ездить с Гариком в Квинс. Утренняя дорога мне приелась, а затем стала в тягость.

Сидеть целый день в неуютном холодном офисе без еды, без телевизора надоело. Писать я могу и дома. Меньше часов пишу, но зато по количеству написанного – не меньше. Условия работы сказываются. Не для меня эта ежедневная езда. Я вообще не переношу рутины. К тому же, не прошло и недели, как в мастерской опять был беспорядок, которого я не терплю. Все, что я так четко разложила по категориям, опять было перемешано, перепутано. На полу опять валялись лоскуты и обрезки. Когда я жаловалась Гарику, что все опять запускается, он торопливо говорил мне:

– Малыш, но им некогда убирать за собой и следить за порядком!

– Что значит некогда? Это абсолютно необходимое, хотя и недостаточное условие для успеха твоего бизнеса!

Гарик меня не понимал. Он жил и работал так, как привык, и изменять что-то не считал нужным. Когда приходили клиенты со своими маленькими заказиками, Гарик по-прежнему самозабвенно тратил на каждого по тридцать-сорок минут своего времени, а иногда и по часу.

Ну и экземпляры приходили в его офис! Раз пришел владелец какого-то бара. Просил написать картонное объявление о том, что в его баре в среду будет конкурс, кто выпьет больше пива. Победителя ждет приз: портативный приемник с наушниками. Толстый такой, страшный мужик с хриплым голосищем. Он постоянно икал. Сидел два часа, никак не уходил. Другой раз пришел хозяин какой-то забегаловки. Ему нужно было сделать плакат, который бы гласил на всю улицу из окна: «Суп с одиннадцати до трех за полцены». От этого в офисе так запахло, что мне пришлось после него полчаса стоять на улице, прочищать легкие. Заодно помещение проветрила, когда он ушел.

В объявлениях, которые делают Гарикины ребята, по три ошибки в правописании английских слов на плакат. Я говорю, это же позор, как можно отпускать такую вывеску? А они все: нет времени переделывать, никто не заметит. Заказчик пришел, действительно не заметил. Взял. Он сам им текст с ошибками дал. Но ведь эта вывеска будет висеть перед сотнями людей. Это же антиреклама компании! Они:

«А кто знает, что это мы сделали?» Железная логика. Я им говорю, вы хоть в словарь смотрите, прежде чем другие работы делать, чтоб хоть впредь этого безобразия не было. А они мне: «Ты что! Знаешь, сколько в каждой вывеске слов? Не меньше чем двадцать, а то и тридцать! Все слова проверять по словарю? У нас нет на это времени».

– Так берите дороже за вывеску, но делайте качественно.

– Тогда клиент вообще уйдет от нас. Пойми, клиенту нужно, чтоб было дешево, а ошибки… они его не волнуют.

Вот это здорово!

Короче, надоело мне все это, я решила, работать, как прежде, у себя дома. Гарик продолжал ездить в Квинс каждый день. Ему не надоедало.

* * *

Я люблю писать крупно и жирно мудрые пословицы, которые вычитываю в разных книгах, и вывешивать их на видном месте, где-нибудь на стене. Это мне помогает.

«That – what you concentrate on, will grow in your life». А русский вариант этой пословицы, кажется, такой: «То, что не упражняется, умирает». Хотя дословный перевод здесь другой: «То, на чем ты концентрируешься, будет расти в твоей жизни».

Такая надпись над моей кроватью наполняет меня невыносимым дискомфортом: если я лежу целый день – значит, в моей жизни растет и приумножается маразм! Если же я пишу весь день – значит, я