The Firm. История компании McKinsey и ее тайного влияния на американский бизнес - Дафф Макдональд

Обе концепции основаны на простой посылке. «В теории, если банк выводит капитал из бизнеса с низкой степенью коррекции на риски и вкладывает его в бизнес с высокой степенью коррекции на риски, совокупный доход на акционерный капитал должен возрасти. Вместе с этим должна повыситься и позиция акционеров в банковской пищевой цепи, – объясняет Кевин Меллин в книге “Financial Market Meltdown” (“Крах финансового рынка”). – В то время это казалось хорошей мыслью».[484]Казалось, но не было таковой. Разумеется, McKinsey продвигала концепцию дохода, откорректированного на риски, не в одиночку.

Сходные концепции продвигали и мелкие консалтинговые фирмы, специализирующиеся на финансовых услугах. Но способность McKinsey брать какую-то мысль и затем выгодно использовать ее, «умножая» ее силу с помощью своего бренда и организационной эффективности и превращения ее в процесс промышленного типа, делала консультантов фирмы самыми эффективными пропагандистами идей с помощью консалтинга.

Долгая дорога, по которой McKinsey уводила банки в сторону от верной стези, на самом деле началась намного раньше. Как указывает Меллин в книге «Broken Markets» («Сломанные рынки»), продолжавшей «Расплавление…», главный специалист McKinsey по работе с учреждениями, оказывавшими финансовые услуги, Лоуэлл Брайан, в 1980-х годах был у банкиров любимым консультантом. В то время, утверждает Меллин, McKinsey проповедовала модель промышленной стратегии конкуренции для компаний, уже превратившихся в удобно регулируемые коммунальные предприятия.[485]Модель какое-то время действовала и в конце концов привела к сложной и дорогостоящей модели банка. В соответствии с ней банки фактически заставляли создавать спрос на кредит, а не просто предоставлять кредитование. В результате банки со временем все больше и больше вовлекались в сомнительное кредитование. «Среди кредитоспособных заемщиков трудно создать более высокий спрос на кредиты, а потому мы снова и снова видим в развивающейся через спады и подъемы истории банковской отрасли, как кредиторы мало-помалу отходят от кривой риска по мере ее роста». Этот процесс продолжается годами до тех пор, пока коллективный риск не взрывается прямо в руках у банкиров.

Так McKinsey переставала видеть лес за деревьями аналитической славы, в результате чего просто заштамповала стратегию банковской отрасли, поразительно похожую на ту, что привела к краху Enron. За одним исключением: на этот раз консультанты помогли надуть пузырь не в стоимости акций одной компании, а во всей глобальной экономике. «Способы надежного кредитования просты, очевидны и не признают вариаций», – пишет Меллин.[486]Однако McKinsey помогала всем своим клиентам-банкам отходить от этого принципа, сосредоточивая их внимание прежде всего на маркетинге и продажах, что привело к предсказуемым катастрофическим результатам.

McKinsey также разжигала у своих крупнейших клиентов страхи, подобные ранее культивированным, с помощью ложной концепции «войны за таланты». На этот раз предметом, вызывавшим страхи, стала «крайняя, чрезмерная конкуренция». В опубликованном в 2005 году в McKinsey Quarterly докладе говорилось: ведущие компании в любой отрасли сталкиваются с 20–30 %-ной вероятностью утраты лидерских позиций в течение ближайших пяти лет. И на протяжении жизни одного поколения этот риск определенно возрос втрое.[487]Невысказанный вывод: приглашайте консультантов; уж они-то покажут, куда идти дальше.

А вот и один из способов: выдавайте как можно больше кредитов, проводите перегруппировку выданных кредитов и перепродавайте их доверчивым институциональным инвесторам через заднюю дверь. Вносите в балансовые ведомости беспрецедентные суммы привлеченного капитала, которые должны дать жирные прибыли. Например, американские инвестиционные банки повышали соотношения своих финансовых активов и разницы между этими финансовыми активами и обязательствами. В 2003 году это соотношение составляло 1:25, а в 2008 году достигло почти 1:35.

Интересно, что Глобальный институт McKinsey провел обширные исследования процессов, происходивших на мировых финансовых рынках во время подъема, и пришел к выводам, противоречившим стратегиям крупнейших клиентов фирмы из финансовой сферы. «Подобно остальному миру, мы не смогли вовремя понять, что назревает финансовый кризис, но мы начали бить тревогу по поводу соотношения собственных и заемных средств в экономике»,[488]– говорила Дайана Фаррелл. В Глобальном институте McKinsey создали уникальную базу глобальных данных и выработали концепцию так называемого финансового углубления, согласно которой подразумевалось, что изучать отдельные институты недостаточно: подлинное понимание может быть достигнуто только в результате анализа, охватывающего всю систему. Глобальный институт отмечал, что в 1980 году финансовые активы равнялись мировому ВВП, в 1990 году они превысили мировой ВВП вдвое, а в 2000 году – втрое. «Мы провели зондирование, поняли важность этого явления и то, что об этом надо звонить в колокола, – объясняла Фаррелл. – Однако мы не поняли, что долго так продолжаться не может».

Но для McKinsey, как и для ее конкурентов, обслуживавших в то время, в общем, те же финансовые институты, был приемлем стремительный рост прибылей сектора финансовых услуг – с 15 % совокупной прибыли американских корпораций в 1980 году до 41 % совокупных корпоративных прибылей в 2007 году. И то, что консультанты фирмы советовали своим клиентам, необязательно совпадало с тем, что, по мнению Фаррелл, означали выводы Глобального института McKinsey. Как писала New York Times, в 2007 году в исследовании, посвященном оценке рисков финансового подразделения General Electric, McKinsey сообщила клиенту: деньги из регионов с положительным сальдо торгового баланса, таких как Китай и импортирующие нефть страны Среднего Востока, обеспечат буфер для увеличения кредитования и заимствования в обозримом будущем.[489]Более неверного совета дать было невозможно.

Впоследствии McKinsey понесла убытки по своим капиталовложениям – возможно, таково кармическое воздаяние за роль фирмы в надувании финансового пузыря. Стоимость Дополнительного пенсионного плана McKinsey в 2008 году сократилась на 21 %: из 3,8 млрд долл., хранившихся в этом фонде на начало 2008 года, было потеряно 780 млн долл. Если говорить об инвестициях, то результативность фирмы как инвестора в период спада была, пожалуй, столь же неоднозначной, как и некоторые ее рекомендации. Более того, McKinsey оказалась, пожалуй, столь же легковерной, как и остальные инвесторы: она потеряла 193,5 млн долл. на инвестициях в Petters Group, оказавшуюся финансовой пирамидой. С другой стороны, McKinsey удалось извлечь выгоды из махинаций банков и хедж-фондов с обеспеченными долговыми обязательствами, поскольку у фирмы были инвестиции в хедж-фонд Magnetar Capital, проводивший позорно известные ныне «сделки Magnetar».