Государство, армия и общество Древнего Египта - Адольф Эрман

Бегемот сидит на дереве, на которое поднимается по лестнице птица (согласно Leps., Ausw. 23)

Если на какое-то время древняя цивилизация Египта оказалась в определенной культурной зависимости у сирийской цивилизации, мы чувствуем желание спросить, было ли это влияние взаимным и в какой степени. На этот вопрос можно будет с уверенностью ответить лишь после того, как сирийские памятники будут исследованы подробнее, чем они исследованы сейчас. Однако похоже, что многие факты убедительно свидетельствуют о том, что сирийцы получили почти так же много, как дали, и что их нравы и обычаи испытали сильное влияние Египта[390]. Мы можем ожидать, что обнаружим следы этого влияния прежде всего в Палестине, где долгое время власть фараонов была неоспоримой и существовали египетские города с египетскими храмами[391].

Что касается языка, мы обнаруживаем употребление египетских слов – например, слов ящик, лилия, мера, жалкий и т. д.; и эти примеры заимствования слов доказывают, что египтяне все же в какой-то степени господствовали по крайней мере над теми странами, которые были их ближайшими соседями.

Страбон (I в. до н. э. – I в. н. э.) пишет, что Египет с начала времен был, как правило, мирным, поскольку эта страна не только самодостаточна, но еще и труднодоступна для чужеземцев. С севера она ограничена лишенным гаваней берегом Египетского (Средиземного) моря, с востока и запада – Ливийской пустыней и Аравийскими горами. Кроме того, с оставшейся, южной, стороны ее рубежи населяют троглодиты, блеммии, нубийцы и мегабары (то есть эфиопы, живущие выше Сиены); эти кочевые племена не многочисленны и не воинственны, какими считали их прежние писатели, думавшие так о них потому, что племена эти часто устраивали засады и грабили неосторожных людей. И наконец, эфиопы, живущие южнее до города Мероэ, и не многочисленны, и не едины; они населяют длинную и узкую извилистую долину реки, где существует мало возможностей для войны и имеются лишь скудные средства для существования. О том, что это положение вещей сохраняется и теперь, свидетельствует то, что римляне охраняют [там] страну силами всего трех когорт, и эти когорты даже не имеют полного числа солдат, и все же эфиопы, когда осмеливаются напасть на них, [только] подвергают опасности свою собственную страну. Остальные войска, размещенные в Египте, не имеют, если говорить сравнительно, даже таких сил, однако римляне ни разу не были вынуждены объединять имеющиеся в Египте силы, поскольку ни египтяне, хотя они и очень многочисленны, ни народы, живущие вокруг них, не воинственны.

Царь мышей, стоящий на боевой колеснице, которую везут собаки, осаждает крепость кошек. Пародия на египетские изображения битв (из Туринского сатирического папируса, согласно реставрации Лепсиуса, Auswahl. Pl. 23)

Это краткое описание военного положения Египта, которое Страбон составил на основе своих собственных наблюдений в греко-римскую эпоху, совершенно верно для средневекового и современного Египта: действительно, едва ли можно назвать какой-либо другой народ, который был бы таким невоинственным, как феллахи. Во время восстания они могут на короткий срок одержать победу, но при первом же серьезном отпоре покоряются самым жалким образом. В больших войнах они полностью проявляют лишь одно качество – умение быстро убегать. Всегда и везде, если армия египетского правительства имела какой-либо успех в войне, эта армия в значительной степени состояла из иностранных наемников. В Средние века войны Египта вели курды и турки; Мухаммед-Али (правил в 1805–1849 гг.) и его преемники обязаны своими победами арабским войскам, а в последней войне против Англии те, кто героически противостоял англичанам у Эт-Телль-эль-Кебира, на полпути между Каиром и Исмаилией (сентябрь 1882 г.), были бедуинами, полки же, состоявшие из феллахов, бежали, и это бегство было самым позорным зрелищем во всей современной истории.

Насколько нам известно, египтяне древних времен были героями не больше, чем их современные потомки, и это нисколько не удивляет, потому что природные условия, эффективно препятствовавшие усилению в этом народе воинского духа, одинаковы для любой эпохи. Древний Египет, как и сейчас, был окружен пустынями, а его рубежам угрожали только жалкие негры и кочевые племена, часто упоминаемые девять луков. Эти племена из пустыни, чьи нападения тогда, как и сейчас, представляли собой угон скота и грабеж караванов, были традиционными врагами Египта, и то, что его цари именовали себя «победителями девяти луков», ясно показывает, как мало серьзного сопротивления встречали египтяне на своем пути. Войны с этими бедуинами не могли сделать египетский народ могучим на войне; о гражданских войнах можно сказать то же самое. По сути дела, в странах вокруг Египта не было ничего, что могло бы побудить его народ к их завоеванию, поскольку ни пустыни Нубии, ни засушливая земля Палестины не могли казаться очень привлекательными для тех, кто называл своей плодородную землю долины Нила.

Вот почему ни война, ни воины не играли в Древнем Египте той роли, которая была характерна для них в истории других древних народов. Только однажды – в эпоху Нового царства – Египет стал по-настоящему военной державой, но этот внезапный порыв воинственности был очень коротким по времени и имел характерное для таких случаев завершение: наемники-варвары стали хозяевами страны.

В таких обстоятельствах нас не может удивить то, что в ранние эпохи мы не обнаруживаем в Египте единой армии всей страны. При Древнем царстве каждый ном имел свой собственный арсенал, называвшийся «дом боя»[392], и собственное военное ополчение, которым командовал номарх. К этому мы должны добавить войска, поставляемые владениями крупных храмов[393], солдат казначейства, наемные войска дружественных вождей Северной Нубии и другие отряды, которые в сумме, конечно, составляли большое по численности войско, но вряд ли могли считаться единой армией. Этот недостаток хорошо заметен в единственном описании большой войны, которое дошло до нас от эпохи Древнего царства. При царе Пепи I «азиаты, живущие на песке», то есть, вероятно, бедуины с юга Палестины, устроили один из своих обычных грабительских набегов на дельту, имея цель поселиться со своими стадами на прекрасных плодородных землях этого округа, что часто удавалось ливийским и семитским кочевникам в более поздние времена. В этом случае их было слишком много, чтобы их можно было прогнать обычными способами.