Огни в долине - Анатолий Иванович Дементьев

Услышал Парамонов или его разбудил рык собаки, но он вылез из землянки заспанный, с помятым лицом. Сказал что-то псу, и тот нехотя отошел с тропы.

— Ну какой же ты, Федор Игнатьич, право. Пса вот завел, а своих отличить не выучил. Он же на меня чуть не бросился. И где только выкопал этакое страшилище.

— Варнак — пес добрый, — отозвался Парамонов, и в голосе его прозвучала несвойственная ласковая нотка, странная для этого мрачного человека. — Службу верно несет и, если надо, живот положит за хозяина. Верно я говорю, Варнак?

Собака шевельнула хвостом, преданно глядя в глаза хозяину.

— Пошли в землянку, холодно тут стоять.

Сморчок боком, не спуская глаз с Варнака, пробежал к зимовью и первым юркнул в открытую дверь. В землянке все было по-прежнему, разве копоти на стенах прибавилось, и оттого она казалась еще мрачнее.

— Перво-наперво письмо тебе, Федор Игнатьич, от Егора Саввича и поклон, — старик пошарил за пазухой, вытащил бумагу и протянул Парамонову. Тот небрежно бросил письмо на стол.

— Нитками-то зачем зашил? Ты же все равно читать не можешь.

— Надежнее с нитками-то, — возразил Сморчок, — а может, для солидности. Ты читай.

— Черт с ним, с письмом, успею. Рассказывай, что там у вас делается.

Старик сел на чурбан, потирая озябшие маленькие ладони, и, чуть раскачиваясь, начал говорить. Смотреть на Парамонова он боялся, а потому разглядывал земляной пол и черные от копоти бревенчатые стены. Слушая его, Федор взял письмо, разрезал нитки и, пересев поближе к окну, стал читать. Сморчок, поглядывая украдкой, заметил, как лицо Парамонова мрачнело, и встревожился.

— Чего он тебе прописал?

— Ищут, сволочи, — сквозь зубы процедил Федор, — пронюхали.

Перевернув лист, он снова углубился в чтение, бросая быстрые взгляды на старика.

— А теперь про что, Федор Игнатьич?

— Задание нам с тобой. Да не пугайся, — усмехнулся хозяин зимовья, увидев, как беспокойно заерзал Сморчок.

— Ежели опять на дорогу выходить, так я несогласный. Такого уговору с Егором Саввичем не было.

— С чего ты взял? Просто пойдем в одно местечко, недалеко здесь, вытащим из земли одну штуковину. Отнесешь ее Сыромолотову.

— Ну, это ладно, это можно.

— Есть хочешь?

— Маленько бы не мешало.

Есть Сморчок совсем не хотел, но знал, что без водки Федор завтракать не станет, а значит, и ему перепадет. Старик засуетился, вытаскивая из корзины снедь и раскладывая на столе. Ели молча, изредка перебрасываясь короткими фразами. Водку Федор не жалел: пил сам и наливал Сморчку. Покончив с едой, Парамонов встал, потянулся и начал одеваться.

— Пойдем, тут не близко, к полудню успеть надо.

Сморчок, раскисший от вина и еды, робко возразил:

— Соснуть бы маленько. Ночь-то я не спал. Может, потом сходим, а, Федор?

— Еще чего. У меня и другие дела есть, а тебе к вечеру вернуться надо. Егор Саввич ждать будет.

Старик вздохнул и нехотя поднялся. Вот растреклятая жизнь. Все время делай то, что другие велят.

Федор вынес Варнаку миску с едой и наклонился, что-то шепча собаке. Пес завилял хвостом и жадно набросился на еду, хватая куски и глотая их целиком. Только кости хрустели на крепких зубах.

— Чего ему сказал? — поинтересовался Сморчок, с любопытством и опаской поглядывая на собаку. — Неужели он человеческую речь разумеет?

— Все понимает. Хозяйство наказал сторожить.

— Вот диво. И где ты сыскал такого?

— Знакомый подарил. Пошли.

Парамонов шагал легкой, упругой походкой, умело обходя пни и коряги. Под его сапогами не хрустнула ни одна ветка. И хотя он делал небольшие шаги, Сморчок едва поспевал за ним. Шли без тропы, направление Федор выбирал по каким-то ему одному известным приметам. Деревья временами так густо переплетали ветви, что, казалось, пройти среди них невозможно. Но, Федор, пригибаясь, отыскивал лаз и ловко проскальзывал между стволов. Зато Сморчок цеплялся за сучки одеждой, оступался и тихонько бормотал ругательства. Часа через два старик взмолился:

— Отдохнем, Федор, задохся я совсем. Сил нет больше.

— Успеешь, отдохнешь, — бросил, не оглядываясь, Парамонов. — Теперь близко. Вот сейчас болото будет, а за ним и наше место.

И в самом деле, деревья расступились, открыв небольшое болото, заросшее тростником и осокой. Кое-где поблескивали окна чистой воды. Из тростников, громко хлопая крыльями и испуганно крякая, поднялась пара уток. Федор остановился, осмотрелся и повернул влево. Начались кочки. Он прыгал с одной на другую, уверенно пересекая болото. Сморчок, подражая ему, пытался делать то же самое, но у него получалось плохо. Размахивая руками, он едва удерживался на кочке и боязно примеривался к следующему прыжку. Впереди показалось широкое окно с черной водой и плавающими на ней листьями кувшинок. Здесь с кочки на кочку был переброшен березовый ствол с ободранной корой и обрубленными сучьями. Федор легко перебежал по бревну и остановился на той стороне окна. Сморчок попробовал ногой бревно — крепко ли лежит.

— А ну как оступлюсь? — он жалобно посмотрел на Парамонова. — Здесь, чать, глыбко.

— До пояса, — отозвался Федор и вдруг закричал: — Долго мне ждать?

— Чего ты, чего кричишь-то, — испуганно и примиряюще сказал старик. — Тебе ладно, ты молодой да ловкий.

Ступив на бревно, Сморчок, изгибаясь и мелко переступая ногами, заспешил к Федору. Когда он добрался до половины бревна, Парамонов резко ударил ногой по концу ствола и оно соскользнуло с кочки. Старик, взмахнув руками, упал в воду.

— Федор! — донесся его отчаянный крик. — Тону я, Федор! Помогай.

Сморчок сразу же погрузился выше груди. Над водой торчала только голова с седыми косматыми волосами. Выпученные от страха глаза, готовы были вылезти из орбит. Он хлопал руками по воде, пытаясь удержаться и дотянуться до бревна.

— Господи, да что же это? Фе-е-до-ор! Тону я…

Парамонов стоял не двигаясь и смотрел, как старик барахтается в болоте.

— Федор! Чего же ты? Помогай! Тону я! Фе-до-ор…

Вода уже доходила Сморчку до подбородка. Намокшая одежда тянула его, и сил у старика явно не хватало, чтобы удержаться.

— Федор! Фе-де-нька! Ну помогай же. Господи, господи… Фе…

Голова Сморчка скрылась. Вода еще беспокойно плескалась, со дна поднимались пузыри и лопались, распространяя вонь.

— Все, Егор Саввич, нет больше Сморчка.

Парамонов нагнулся и, подняв конец бревна, укрепил его на прежнем месте.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Кончился сентябрь, задули холодные октябрьские ветры, а отряд Виноградова не возвращался. Все чаще небо заволакивали серые низкие облака, северные ветры гоняли по улицам Зареченска сухие листья, моросили нудные дожди, а потом стали пролетать мелкие колючие снежинки или сыпала такая же мелкая снежная крупа.

— Теперь, поди, скоро, — говорила Домна Никифоровна и по несколько раз