Белые Волки Перуна - Сергей Шведов

А если начнёт жаловаться Изяслав отцу или князю Владимиру, то в этом не будет пользы, а будет только бесчестье. Не станут ни Владимир, ни Ставр ссориться с волхвами. Разве что греческому богу пожаловаться Изяславу - вдруг поможет? Сказал же Вилюга, что он самый могущественный из богов, а все остальные перед ним только чурки деревянные.

Киев встретил Изяслава таким громким гулом, что у него с непривычки заложило уши. На Плеши было поспокойнее, а тут прямо оторопь взяла - отвык. Пока шёл к отцовскому дому, едва не потерял бобровую шапку, обстукивая чужие плечи. Киевляне люди суетливые и бесцеремонные, так и норовят пройти сквозь человека, как сквозь пустое место, не считаясь, боярин перед ними или смерд. Впрочем, боярин ныне Изяслав небогатый и, можно даже сказать, безземельный. По ряду жалованное князем осталось за ним, а по сути, Милава там полновластная хозяйка вместе с малым Вячеславом, который Изяславу то ли сын, то ли не сын. И отныне всё зависит от того, как примет Ставр своего старшего сына - как наследника или как простого родовича, которому нельзя отказать в куске хлеба. Своих-то мечников нет у Изяслава, даже тех, что отцом были даны, - он не всех удержал, иные в Плеши остались при боярыне Милаве. Вот ведь стерва - Изяслав даже задохнулся в запоздало подступившей злобе. То ли Киев на него так подействовал, то ли знакомые с младенчества ворота отцовской усадьбы, но защемило в груди так, что потемнело в глазах. Стоптал бы сейчас вилявую жёнку, не посчитавшись с волею славянских богов. Трудно и горько возвращаться домой битым, и даже родные лица не приносят облегчения растревоженному сердцу. Мать, конечно, приласкает и приголубит, но в этом уже нет радости боярину, переставшему быть малым парнишкой.

Боярин Ставр сына лаять и бесчестить не стал, но за стол посадил не рядом с собой, а в отдалении. Одесную отца сидел Ярослав, а значит, его теперь в этом доме считали наследником. Ярославу вот-вот должно было исполниться семнадцать лет, и ростом он вымахал в добрую орясину. Не по старшинству, выходит, будут привечать в Ставровом доме, а по воле отцовской.

- Тебе даны были земли в Плеши, - отозвался Ставр на Изяславову усмешку, - где эти земли? Пришёл голый и босый в отцовский дом, да ещё чести требуешь.

Без особой злобы сказал это боярин Ставр, а Изяслав сразу увял и более за весь пир не сказал ни слова. Место ему отцом было указано, и на этом месте Изяславу отныне надлежало пребывать.

Боярин Ставр хоть и досадовал на сына, но злобы не таил. Молодым оторвал от себя, погнавшись за чужим жиром, откуда Изяславу было набраться ума. Обвели несмышлёныша вокруг пальца и выставили с Плеши. И если верить тому же Доброге, то виноват в этом даже не Хабар и не его дочка, которых Ставр поначалу заподозрил в подлости, а Перуновы волхвы. Эти своей выгоды теперь, конечно, не упустят и пригребут под себя изрядных кус Изяславовых нажитков. Хорошо если Милаве удастся удержать часть земель под внуком Вячеславом, а то получится как с боярином Блудом, который обездолил собственных детей, подавшись в ближники к Ударяющему богу, или с боярином Бусыгой, которого не только богатства лишили, но и жизни, по наущению тех же волхвов. И лаяться с волхвами расчёта нет, коли даже Владимирову ближнику боярину Басалаю не было в этом удачи. Большую силу взяли Перуновы волхвы, и мало того, что разоряют боярские вотчины, так ещё и смущают смердов, называя плату за пользование землёй завышенной. Исстари так было, что боярин сам устанавливал эту плату и никто ему не указывал, а ныне он уже в цене не хозяин. На жито было летом поднял цену, так опять не угодил. Не угрожали - нет, увещевали, но от того увещевания у боярина Ставра нутро холодело от злобы и бессилия.

Новгородец Хабар тогда, по зиме, предлагал дело, а Ставр не то, чтобы сомневался, а всё прикидывал да годил, ну вот и догодился - волхвы уже из горла рвут куски. Своими руками бороться с ними накладно, а чужими-то отчего бы не попробовать. От этой борьбы не только боярству, но и князю Владимиру будет польза.

Вилюга робел один идти к Великому князю, а потому и звал с собой Изяслава. А для молодого боярина это хороший повод, чтобы наведаться в Детинец, ибо все свои надежды он возлагал теперь только на Владимира. В своей семье ему теперь первым не бывать, а так до конца жизни и ходить плешанским боярином, у которого ни злата, ни мечников, а только прозвание, над которым скалят зубы все киевские псы.

Первым, кого встретил Изяслав на великокняжеском подворье, был молодой боярин Шварт. Приветствовал он гостя дружески и даже приобнял за плечи. На возы Шварт косился с удивлением, и с таким же удивлением разглядывали обоз собравшиеся вокруг княжьи мечники.

- Ты смотри, - хмыкнул Шварт. - Вывернулся Перунов Волк, а мы-то думали, что он сгинет в чужой земле.

Покопался Шварт в привезенном добре, полюбовался золотым блюдом, поцокал языком - то ли от восхищения, то ли от досады - и пошёл в княжьи палаты с вестью. Вилюга стоял в стороне, опустив скромно руки, и не вступал в разговоры с княжьими мечниками. Дело его была маленькое: привёз чужое добро и сдал в казну. А Изяслав перебросился с мечниками парой слов. Мечники помнили, видимо, что Владимир привечал молодого боярина, а потому говорили с ним сдержано и с почтением. Судя по всему, в Детинце ещё не знали о постигшем его несчастье. Князь Владимир вышел на крыльцо вместе с боярином Швартом. Одет по простому, в одной рубахе, да и та не подпоясана. Поклон от Изяслава он принял благосклонно и даже ободряюще потрепал по плечу, а в глазах его мелькнуло что-то похожее на сочувствие. Видимо князь был осведомлённее своих мечников. Как не спешил Изяслав в Киев, а у плохих вестей ноги длиннее.

- Что-то скромно делится со мной плешанский воевода, - прищурился Великий князь на Вилюгу.

- Да где ж скромно, - удивился тот. - Всё подсчитано и отмеряно до последней куны. Я свидетель.

Князь неспеша обошёл возы, загребая добро растопыренными пальцами, но с губ его не сходила кривая усмешка.

- Слышал я, что вернулся воевода Ладомир из похода на двух ладьях, а мне, выходит, не дал и половины.

- Это его добыча, Великий князь, - нахмурился Вилюга. - Взятая не столько мечом, сколько торговлей, а твоя доля перед тобой.

- И драккар нурманский он тоже взял на торгу?

Осведомлённость князя настолько поразила Вилюгу, что он не сразу нашёлся с ответом, а долго пялился на ухмыляющегося князя.

- Драккар был взят лихостью, - наконец вымолвил мечник. - А тебе Великий князь служат, видимо, все сороки славянских земель.

Слова Вилюги были встречены дружным смехом, и даже сам Владимир присоединился к этому веселью, показав два ряда белых и крепких зубов. Редко смеялся Великий князь, блюдя свою честь, но тут вокруг были свои люди, да и в настроении, судя по всему, он пребывал хорошем.

- Ладно, мечник, с тебя спроса нет, ты своё отслужил исправно, - кивнул Владимир Вилюге отсмеявшись. - В том тебе моё княжеское слово.

Вилюга вздохнул свободнее и поклонился князю, прощаясь. Никто его не удерживал и к столу не звал, а на возы князь Владимир кивнул тивуну - прими. Изяслав хотел было уже следом за Вилюгой идти со двора, но князь махнул рукой в его сторону: