Гражданская война. Генеральная репетиция демократии - Алексей Щербаков

Как бы то ни было, но 20 марта Деникин ушел в отставку, а 21 марта в Севастополе собрался военный совет под председательством генерала Драгомирова, на котором главнокомандующим был выбран Врангель. На следующий день барон прибыл из Константинополя в Крым и принял командование.

Тут стоит отвлечься и рассказать о дальнейшей судьбе Деникина…

Оставшись не у дел, Антон Иванович убыл в Европу, жил в Бельгии, Венгрии и во Франции, где написал пять томов «Истории русской смуты» — которая до сих пор является одним из самых авторитетных «небольшевистских» трудов по Гражданской войне. В активной политике участия не принимал, оставаясь тем не менее очень авторитетным для белой эмиграции человеком. Во время Второй мировой войны Деникин отказался от предложений нацистов о сотрудничестве и призвал эмигрантов не поддерживать Германию — хотя до самой смерти являлся противником Советской власти. Умер Деникин 7 августа 1947 года в США.

Интересна судьба и претендента на верховное командование генерала Романовского. 22 марта он прибыл в Константинополь — и на следующий день был застрелен в помещении общежития русского посольства. Убийство так и осталось нераскрытым. Однако в 1933 году писатель Роман Гуль[120]привел данные, согласно которым, убийцей являлся некий поручик Мстислав Харузин, сотрудник деникинской контрразведки. А вот кто стоял за ним, вряд ли когда-нибудь станет известно…

Но вернемся в Крым. Ситуация там складывалась невеселая.

«Каждый член новороссийской и одесской армий, раз испытав ужасы эвакуации, хотел обеспечить себя на будущее и надеялся своевременно улизнуть. Высший командный состав показывал ему в этом отношении пример, и хотя главных героев предыдущих грабежей вроде Покровского, Шкуры[121], Мамонтова и т. п. уже в армии не было (они, кроме умершего Мамонтова, благополучно жили на награбленные деньги за границей), но оставшиеся шли по их стопам и своими действиями показывали пример подчиненным, а об упорной борьбе с грабежами лиц, у которых у самих рыльце было в пушку, конечно, не могло быть и речи».

(Я. Слащев)

Тем временем 22 апреля красные начали очередное наступление на Крым. Напомним, что направить туда особо крупные силы они не имели возможности — шла советско-польская война. Первоначально им противостоял лишь все тот же корпус Слащева, однако вскоре подошли и наспех переформированные другие части. В конце концов Крым все же снова удалось отстоять, но упорные бои шли семь дней, и их исход неоднократно висел на волоске. Белые понесли очень серьезные потери. Что же касается Слащева, то он, не особо скрываясь, говорил о «неумении Врангеля управлять частями на широком фронте». Так началось еще одно «великое противостояние» в стане белых…

Между тем Врангелю необходимо было разбираться и с политическими делами. ВСЮР были переименованы в Русскую армию — что, в общем, правильно, поскольку к тому времени никаких иных серьезных белых формирований в стране уже не имелось. На Дальнем Востоке еще держались семеновцы с примкнувшими к ним каппелевцами — но они погоды не делали.

После этого барон опубликовал манифест: «20 мая 1920 года, № 3226, г. Симферополь.

Русская армия идет освобождать от красной нечисти родную землю. Я призываю на помощь мне русский народ… Слушайте, русские люди, за что мы боремся: За поруганную веру и оскорбленные ее святыни. За освобождение русского народа от ига коммунистов, бродяг и каторжников, вконец разоривших Святую Русь. За прекращение междоусобной бойни. За то, чтобы крестьянин, приобретая в собственность обрабатываемую землю, занялся бы мирным трудом. За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси. За то, чтобы русский народ сам выбрал бы себе ХОЗЯИНА. Помогите мне, русские люди, спасти родину. Генерал Врангель».

Барона не зря называли «эластичным политиком». Потому что на вопрос: «А что вы предлагаете?» ответа в этом документе нет. И это не случайно. Собственно говоря, предложить-то было нечего. Правда, в Крымском правительстве сподобились — на третьем году Гражданской войны! — решить-таки главный вопрос — о земле. Напомню, что до сих пор все белые вожди отделывались на этот счет невнятным бормотанием. Однако аграрный закон вышел таким, что глаза бы не глядели. Согласно ему помещичьи земли передавались крестьянам, но те должны были выплатить их стоимость в течение 25 лет. И кому такой закон был нужен? Да и к тому времени никто уже не слушал белогвардейскую пропаганду…

Впрочем, по-иному и быть не могло. Врангелевский тыл представлял из себя то же, что и деникинский — в том смысле, что руководители увлеченно играли в «цивилизованное государство». Только теперь все это было сосредоточено на очень небольшом пространстве. Как известно, начальство всегда успевает драпануть… простите, эвакуироваться. Поэтому в Крыму оказались донские и казачьи руководители, которые уже ничем не командовали (все войска подчинялись Врангелю), но чем-то занимались. Речь не идет о разнообразных «общественных деятелях» всех родов и видов. В Симферополе и других крупных городах функционировали городские Думы, которые прибавляли веселья. Вот что пишет в мемуарах член Симферопольской Думы Н. Бобровский:

«Все мы хорошо знали вопиющие недостатки этой армии и ее правительства. Первой в Крыму протестовала против неправильных, часто губительных шагов правительства Врангеля, против эксцессов его власти Симферопольская городская дума, а в ней, один из первых, я».

Мы легко можем представить себе этих критикующих и ни за что не отвечающих господ. Они нам знакомы, не правда ли?

О том, какие мозги имела именно эта Дума, свидетельствует такой эпизод. Шел очередной городской съезд. «В утреннем заседании Н. С. продолжал свой обстоятельный доклад по проекту положения о союзе городов Крыма. Как и в предыдущие дни, мы сделали обеденный перерыв, чтобы собраться на заключительное заседание вечером. На нем надлежало окончательно принять положение о союзе городов и целый ряд резолюций».

И что тут такого? Да то, что это заседание проходило 11 ноября 1920 года! Когда никакого фронта уже не существовало, и красные бодро двигались на Симферополь. То есть балабонили люди до упора.

Недаром, как вспоминал близкий к ставке Врангеля журналист А. Валентинов, как-то в сердцах барон почти дословно повторил слова Колчака:

— Где же мне взять честных, толковых людей?.. Где их, наконец, найти!.. Где?!