Кто вы mr. Gorbachev? История ошибок и предательств - Владислав Швед

Так, на станции Бекасово-1 стояли вагоны с импортной мебелью, чаем, обувью, парфюмерией, обоями, трикотажем. На станции Мачихино мертвым грузом лежат мебель, кофе, швейные изделия, ткани, туалетная бумага, обои, инвалидные коляски, кинескопы. На Киевской товарной станции лежали соки, кофе, чай, табак, болгарские огурцы, овощные ассорти и яблоки из Венгрии, вино, ковры, белье, зеленый горошек, томаты. Почти два месяца эти товары не могли попасть на прилавки московских магазинов. А москвичи кипели от возмущения и ненависти к горбачевской импотентной власти.

В это же время в Ленинграде по талонам отпускали сахар и другие продукты, а станция Ленинград-Варшавская была забита неразгруженными вагонами с этими продуктами. В январе 1990 года ежесуточно простаивало по 120–140 вагонов. Члены рейдовой бригады газеты «Рабочая трибуна» и еще ряда газет Ленинграда прошли по цепочке от вагонов на железнодорожных станциях до прилавков магазинов и констатировали: «…налицо организованный саботаж».

По сообщению газеты «Советская Россия» (18.03.1990) двадцатитонные контейнеры с товарами народного потребления простаивали от 60 до 90 дней. Только за 1989 год Министерство путей сообщения СССР (МПС) не поставило только в порты страны свыше 170 000 вагонов. За простой каждого зафрахтованного судна (а их были сотни) государство платило огромные штрафы в валюте, доходящие до 600 000 долларов. Грубые прикидки ущерба нанесенного стране только ударом «пятой колонны» по Министерству путей сообщения за период 1988–1990 годов составил около 46 миллиардов рублей или свыше 70 миллиардов долларов США по курсу того времени.

19 октября 1989 года на заседании коллегии МПС констатировалось, что в морских портах скопилось свыше 2 200 000 тонн импортных грузов. Кроме этого, на пограничных станциях ожидали перегруза 9180 вагонов и на подходе к границе находилось 12 990 вагонов. МПС тогда предстояло в кратчайшие сроки вывезти из портов страны 9 000 000 тонн зерна, 500 000 тонн сахара, 950 000 тонн металлов, а также 2 500 000 тонн прочего импорта. Оно с этой задачей не справилось.

При этом следует иметь в виду, что суточный простой одного вагона в СССР стоил 60 рублей. То есть в пересчете на год только простои вагонов приносили стране убытки в 2,5–3,0 миллиарда рублей, а с учетом всех потерь от срыва сроков поставок продукции, до порчи продуктов в стоящих вагонах, убытки составляли более 8,5 млрд рублей в год. Какая экономика какой страны это выдержит?

Простые люди, возмущенные саботажем и всеобщей безответственностью, направляли сотни тысяч писем в ЦК КПСС Горбачеву и в Правительство премьеру Рыжкову. Так, С. Машков, машинист локомотивного депо в Кунцево-II, крупнейшей товарной станции Москвы, с возмущением писал: «…магазины не ломятся от товаров, а грузы со станции забирают только днем потому, что ночью и в выходные дни склады получателей не работают… на других товарных станциях Москвы ситуация такая же. Каждый день я еду на работу мимо станции Фили и вижу скопление десятков рефрижераторных вагонов с мясом, маслом, птицей… Они неделями простаивают без движения».

Такая ситуация продолжалась вплоть до распада Союза. Известно, что летом 1991 года на подъездных путях к Москве стояли эшелоны с маслом, сыром, мясом, стояли рефрижераторы, которые в столицу не пускали. Упомянутый Прокофьев повлиять на ситуацию уже не мог. Хозяйственная власть в Москве тогда была в руках «демократов» Гавриила Харитоновича Попова и Юрия Михайловича Лужкова.

Факты задержки составов с продуктами питания подтвердил и такой важный свидетель, как Николай Иванович Рыжков, председатель Совмина СССР (1985–1990). В той же ТВ-программе «СССР. Крах империи» он заявил: «Приходили составы с мясом, с маслом. Идут ребята разгружать, как всегда, студенты. Им на подходе говорят: “На тебе деньги, уматывай, чтоб тебя и близко не было”. И все. И сплошь, и рядом. Все делалось для того, чтобы только сделать хуже. Посмотрите – до чего, мол, они вас довели».

Это свидетельство меня поразило. Второе лицо в СССР беспомощно развел руками при виде такого преступного поведения. К кому тогда могли обращаться за помощью граждане Москвы? Возможно, что Николай Иванович говорил о ситуации 1991 года, когда он уже не был премьером. Но ведь факты преступного поведения московских властей по созданию дефицита в Москве начались еще в 1989 году.

К сожалению, Рыжков, которого я искренне уважаю, вел себя аналогично и в ситуации с шахтерскими волнениями на Кузбассе. Сошлюсь на Михаила Полторанина, бывшего зампреда председателя Правительства РФ в 1990–1992 годах и ближайшего соратника президента РФ Б. Ельцина. Вот как он писал в книге «Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса» о том, как в Кузбассе создавали атмосферу недоверия шахтеров к советской власти.

Полторанин рассказывает, что в 1989 году он встретил в Москве народного депутата СССР от Кузбасса Теймураза Авалиани. Тот сообщил ему, что в Кузбассе накануне шахтерских волнений было: «Много признаков преднамеренного доведения шахтеров до бунта: задержка денежных средств, запрет на выдачу спецодежды и другое. Но особенно показательно исчезновение товаров с прилавков магазинов. Сначала не стало мясной и молочной продукции, хлебных изделий. Народ загудел. Потом не стало постельного белья, носков, сигарет, лезвий для бритья. А потом исчезли с прилавков чай, стиральный порошок, туалетное и хозяйственное мыло. И все это в течение короткого времени. Шахтерам стало нечего есть и нечем умываться.

Опытный Авалиани заподозрил что-то не то. И с группой депутатов проехал по кожевенным заводам. Склады забиты мылом, на отгрузку в шахтерские города – запрет. Приехал в Кузбасс председатель Совмина СССР Рыжков, посмотрел на все, пробурчал: “Так жить нельзя!” И отбыл восвояси, ничего не решив. Ему сказали: “Если у правительства нет денег, разрешите нам продать часть угля в Японию или Китай – мы обеспечим шахтеров продуктами. На складах угля скопилось около 12 миллионов тонн, он самовозгорелся, уходит в дым. А местные власти решить этот вопрос не имеют права”. Но и здесь Рыжков ничего не сделал. Где-то разрешили гнать все за границу, а шахтерам подзаконными актами самостоятельность наглухо перекрыли» (М.: Эксмо; Алгоритм, 2010).

Заслуживает внимания ультиматум, с которым шахтеры Кузбасса обратились к власти. «С десятого июля спецодежду выдавать по установленным графикам; всем рабочим выдавать полотенце и мыло из расчета 800 гр. на человека в мойке; выдавать телогрейки всем рабочим и ИТР; организовать работу в столовой в течении 7 дней, вывешивать заработок ИТР шахты на доску; организовать питание шахтеров в ночное время бесплатно из расчета один рубль на человека; улучшить снабжение рабочих продуктами для дома».

Этот ультиматум был настоящим приговором советской власти. То, что требовали шахтеры, не было бы чрезмерным даже для заключенных. Но министр угольной промышленности СССР Михаил Иванович Щадов, хоть и родился в крестьянской семье и дорос до члена ЦК КПСС, депутата ВС СССР и академика Российской инженерной академии, так и не понял серьезности шахтерского ультиматума. Он, по выражению Полторанина, требования ультиматума воспринял как некую шутку и, поговорив с шахтерами, улетел в Москву, ничего не решив. Шахтеры забастовали.