Из тьмы - Дэвид Вебер

великолепную работу по потрошению одного из парящих танков "хорьков". Он скорее думал, что так и будет; потому что воспользовался возможностью лично осмотреть подбитый танк в первую неделю после высадки и обнаружил, что конструкторы шонгейри, похоже, никогда не слышали о концепции противотанковых мин или даже простых самодельных взрывных устройств. Во всяком случае, броня на брюхе их танков была смехотворной по сравнению с броней человеческих БМП, и единственный вопрос, возникший у него в голове после осмотра, заключался в том, парили ли они слишком высоко над землей, чтобы их эффективно атаковать заложенной взрывчаткой.

Они не парили слишком высоко. По крайней мере, если атака была должным образом спланирована и выполнена. Хитрость заключалась в том, чтобы взорвать заряд точно в нужный момент и в точно нужном месте. Предсказуемость шонгейри сделала относительно простой установку его самодельной мины в нужное место; после этого это был просто вопрос крепких нервов, надежности детонатора и глаза, который научился точно определять скорость танка.

Избавившись от танка и ведущих БТР, стрелки и два пулеметчика, размещенные вдоль северного края проезжей части, обстреляли небронированные грузовые автомобили смертоносно точным огнем. Половина "грузовых" машин на самом деле была загружена солдатами шонгейри, и Ушаков получал холодное, жгучее удовольствие от их криков.

Крики стали выше и пронзительнее, когда трассирующие пули пулеметов подожгли топливные баки машин, а к кошмарной бойне добавился запах горящей инопланетной плоти. Затем подъехали идущие сзади БТРы... и самодельные взрывные устройства, которые он закопал в канавах по обе стороны дороги именно для такого момента, также вывели из строя два из них.

Борьба с третьим подъехавшим БТРом оказалась гораздо более уродливой. Его командир был более осторожен, чем его товарищи. Вместо того, чтобы броситься в атаку, он последовал за своими товарищами, что позволило ему избежать самодельного устройства, которое один из них любезно взорвал в тридцати метрах перед ним. И к тому же у него был хорошо обученный стрелок. Он уничтожил четырех рейдеров Ушакова, прежде чем Ушаков понял, что, в конце концов, ему достались не все три задних БТРа.

Без какого-либо специально разработанного противотанкового оружия (он использовал последнюю из своих добытых российских РПГ несколько недель назад) у него не было хорошего способа уничтожить БТР. Его броня, вероятно, выдержала бы огонь его винтовок и ручных пулеметов РПК-74 даже без модернизации, но командир этого БТР добавил дополнительные листы из какого-то композита, который, как был уверен Ушаков, выдержал бы даже огонь тяжелого пулемета.

В отсутствие хороших способов справиться с этим, ему пришлось довольствоваться плохими способами, и они потеряли еще восемь хороших людей, прежде чем им удалось запустить большую часть горящего содержимого коктейля Молотова через один из огневых портов пехоты. Плохая конструктивная особенность, вот что. Вероятно, еще одно указание на то, что шонгейри на самом деле не привыкли сражаться с людьми, которые могли дать отпор.

Это все еще не прикончило чертову штуковину. Они могли слышать крики сильно обожженных инопланетян из десантного отделения во время затишья в стрельбе, но установленное на башне автоматическое оружие поддерживало постоянный шквал огня. Однако, поскольку у огневых точек больше не было стрелков, они были слепы к флангам и тылу, и еще двоим из его людей удалось подобраться вплотную и бросить пару ручных гранат через другое из этих удобно больших огневых отверстий.

Это, наконец, помогло, и выжившие члены его штурмовой группы потратили еще несколько минут на то, чтобы подбросить отдельные зажигательные бомбы в полдюжины или около того грузовиков, которые еще не загорелись, прежде чем они бросились наутек.

Силы быстрого реагирования, которые шонгейри держали на перекрестке в десяти километрах к западу от реки, также прибыли точно по расписанию. С разрушенным мостом грузовики с минометами не смогли преследовать их, но они достаточно быстро начали бросать свои минометные бомбы. И даже сейчас он мог чувствовать зубодробительную вибрацию одного из их проклятых дронов. Неудивительно, что их огонь становился все более точным!

Надеюсь, Федор готов! - задумался Ушаков. - Потому что, если это не так. . . .

Драгоценный припасенный ЗРК 9K38 "Игла" - офицер НАТО назвал бы его SA-18 "Граус" - вылетел из-за деревьев где-то впереди него. Через несколько секунд раздался взрыв, и вибрация резко прекратилась.

Хороший мальчик, Федор! Теперь, если сработает остальная часть моего блестящего плана ...

Лишенные своего воздушного зрения, шонгейри собирались сделать одну из двух вещей, и он надеялся, что правильно оценил, какую из них они выберут. И что его оценка их времени отклика на команду была точной. Казалось, у них становилось все меньше снаряжения, поэтому он решил, что есть довольно большая вероятность, что он был прав. С другой стороны, если бы он ошибся в своих предположениях, у них был бы другой беспилотник, и они послали бы его за ними.

Что ж, у Федора есть еще две Иглы, так что пока у них нет еще трех дронов, все должно получиться. За исключением, конечно, того, что он уже должен был бежать, чтобы спасти свою задницу.

Что ж, у мужчины не может быть всего.

Он обогнул другое дерево, перепрыгнул через поваленный ствол и сделал еще один глубокий вдох, когда увидел ориентир, который искал. Еще двести метров и...

- Мама! Мама! Маммамамамамма!

Сердце Петра Ушакова остановилось, когда он услышал испуганный крик ребенка. Его голова резко повернулась, голубые глаза расширились. В этом районе не было ни одного гражданского лица - именно по этой причине он выбрал это место! Где, во имя всего святого?..

Затем он увидел ее, почти прямо позади себя, голова моталась из стороны в сторону, глаза метались повсюду в отчаянном поиске несуществующей безопасности, в то время как минометные мины продолжали взрываться. Она не могла быть старше его собственной Владиславы, возможно, моложе, и у нее были такие же пшеничного цвета волосы. Но эта молодая женщина была худой и изможденной от голода, ее одежда была изодрана в лохмотья и грязна. Даже с расстояния пятидесяти метров он мог видеть отчаяние, ужас на ее лице. Не за себя, а за младенца у нее на руках и двух бледнолицых, оборванных, полуголодных детей, цепляющихся за юбки своей матери.

Он понятия не имел, откуда она взялась, как она туда попала. В любом случае, это не имело значения. Мир был полон беженцев, все отчаянно пытались выжить, и каким-то образом эта женщина и ее дети оказались в эпицентре его нападения в самый неподходящий момент.

Он знал, что ему следует делать, что он должен был сделать.