Уроки магии - Элис Хоффман

Мария оставила свою книгу в библиотеке, чтобы та напоминала посетителям о творившемся раньше в этом здании. Прежде чем хранилище заполнится десятками томов, эта книга, написанная в ту пору, когда женщина была лишена права голоса, будет свидетельствовать о тех временах.

По вечерам проводились занятия для желавших научиться читать. Сначала приходили только женщины. Многие, уходя из дома, вынуждены были врать, что отправляются изучать премудрости лоскутного шитья, но позже и их мужья, фермеры и рыбаки, тоже заглядывали в дверь, а потом входили, держа шляпы в руках, и робко брали какую-нибудь книгу, с трудом втискивая свои большие сильные тела в кресла, предназначенные для детей.

Вскоре открылась и школа Марии Оуэнс для девочек, которую посещали десять учениц от шести до тринадцати лет. Фэйт Оуэнс преподавала им латынь и греческий, а также поэзию и античную литературу. Многие жители города по-прежнему считали, что обучение девочек вредно и опасно для общества, но несколько семей все же позволили своим дочерям записаться на эти занятия, несмотря на сплетни, ходившие о женщинах из рода Оуэнс. Фэйт еще не было и семнадцати, но она пользовалась уважением учениц и их родителей, которые презрели слухи, что будто мать и дочь Оуэнс с наступлением темноты превращаются в ворон и летают над полями, и что они могут проклясть тех, кто плохо с ними обойдется, и что они плавали обнаженными в Пиявочном озере. Летом Мария действительно ходила по утрам на озеро. Она умела лишь держаться на поверхности, но этого ей было достаточно. Могла она и нырнуть разок, когда возникало такое желание. А уж если ей хочется поплавать среди лилий и водорослей абсолютно голой, с волосами, связанными синей лентой, кто не согласится, что это удовольствие, доходящее до восторга?

* * *

Никто не знал, замужем ли Мария, но один человек проводил с ней зимы, а каждое лето уходил в море. Некоторые утверждали, что он вернулся из мертвых. Матросы, посещавшие таверны, мало рассказывали о нем, говоря лишь, что он хорошо им платил и был великолепным навигатором. Они подсмеивались над его особыми привычками: с упоением рассказывать всяческие истории, пить специально приготовленный чай, придававший ему мужество, и повсюду искать разнообразные виды деревьев, столь многочисленные, что дорогу к дому семейства Оуэнс стали называть Магнолиевой улицей. Ходил слух, что достаточно постоять там в мае, в день, когда расцветали деревья, чтобы влюбиться. Никто не верил этим байкам, но с некоторыми это и взаправду случалось: такие пары ощущали себя супругами, даже еще не побывав в церкви, и, как все считали, были исключительно счастливы.

* * *

Фэйт Оуэнс нередко видели в городе с книгой в руке, читающей на ходу. Она носила черную шляпу с широкими полями и мужские брюки и всегда таскала с собой сумку с книгами, чтобы можно было, закончив один том, тут же перейти к следующему. Очень редко ее нос не утыкался в книгу: иногда люди видели, как она читает, сидя в лесу на камне или на скале у озера, переворачивая страницы и бросая хлебные крошки в темную воду. Фэйт собрала десятки томов для новой библиотеки, посещая богатые семьи по всему округу Эссекс, в Бостоне и Кембридже, убеждая преуспевающих меценатов, что для дальнейшего процветания колонии все население – мужчины, женщины и дети – должно быть грамотным. Несколько мужчин влюбились в Фэйт, но она их отвергла. Фэйт настораживало, когда ее называли красивой: трудно сказать, что у человека на уме, когда он говорит такое. Она многому научилась, размышляя об ошибках матери. Если ей когда-нибудь случится влюбиться, это должен быть человек, с которым она могла бы говорить по душам.

В Гарвардский университет женщин не принимали, но почетный гражданин Томас Брэттл, написавший письмо с критикой процессов над ведьмами, и вместе с тем университетский казначей и член Королевского общества, решил все необходимые формальности для обучения Фэйт в университете. Они общались гораздо теснее, чем многие предполагали, несмотря на разницу в возрасте, высоко ценили ум друг друга, и она была благодарна Брэттлу, поверившему в ее педагогические способности.

Фэйт сидела на заднем ряду семинара по классическим языкам в Гарварде, ей разрешалось только слушать, но не говорить. В повседневной жизни она носила мужскую одежду, находя ее гораздо практичнее юбок и накидок с капюшонами. В Гарварде ее видели в черной куртке и брюках, в белой рубашке с черным галстуком. В такой же униформе ходили и мужчины, поэтому Фэйт не привлекала к себе внимание. Впрочем, она едва ли оставалась незамеченной из-за красных башмаков, которые всегда носила.

– Джентльмены, – сказал профессор студентам в первый день, когда появилась Фэйт Оуэнс. – Будьте так любезны, смотрите на меня.

Фэйт многое делала неправильно. В центре ее левой ладони по-прежнему красовалась отметина, появившаяся, когда утонула Марта Чейз. Пятно побледнело, но напоминало ей о тех случаях в прошлом, когда она делала неверный выбор. Каждый год, в канун летнего солнцестояния, в гостиную ее дома на Магнолиевой улице залетал воробей. Если он делал три круга, облетая комнату, обязательно случалась неприятность. Из-за этого Фэйт никогда не забывала птичку, у которой отняла жизнь, готовя Пирог отмщения для Джона Хаторна. Судья стал успешным коммерсантом, но жители города его избегали. Фэйт ничего теперь не было нужно от Джона, да он и не мог ничего ей дать. Воробья она всегда отгоняла метлой к окну и выпускала наружу.

Фэйт еще не искупила свои грехи и должна была многое исправить. По этой причине по субботам она ходила с фермы на ферму, обучая грамоте девочек, родители которых не позволяли им отнимать время от работы, чтобы посещать школу. Фэйт проделывала пешком столько миль и возвращалась домой так поздно, что Мария опасалась, что она совсем выбьется из сил. Однажды под вечер Фэйт шла домой через пастбище, в сером свете ранней зимы к ней подошла белая лошадь и не отходила до самого дома. Это случилось на поле, принадлежавшем братьям Хопвуд, земля там была по-прежнему засыпана пеплом. Фэйт поняла, что ей опять повезло: после смерти Кипера ее вновь выбрали. Она назвала кобылу Холли, и люди нередко видели, как она едет поздно вечером через поля, в брюках, с сумкой книг и рыжими волосами, заправленными под черную шляпу.

Джон Хаторн всячески избегал встреч с женщинами рода Оуэнс, но Мария и Руфь иногда случайно встречались на улице и обнимались, как родные сестры. Руфь принялась посещать уроки чтения, и всякий раз, когда она выходила через садовую калитку и шла в библиотеку, вспоминала, что не сказала мужу, куда идет, и не спросила его разрешения. Она была благодарна судьбе за жизнь, выпавшую на ее долю.

Мария и Фэйт иногда встречались взглядом, накрывая на стол к обеду, выбирали вместе ингредиенты для лечения или пекли традиционный шоколадный бисквит, пропитанный вином, с кремом и вареньем на день рождения. Женщины помнили темные времена зловещей магии, но эти времена прошли, и Мария с Фэйт помирились. Нет никого, кто сражается друг с другом столь яростно, как мать и дочь, но никто и не прощает так полно и безоговорочно.

Однажды вечером, когда Мария вышла на крыльцо зажечь фонарь, чтобы клиентки знали, что могут прийти, Фэйт последовала за матерью и вручила ей «Книгу ворона». Девушка стыдилась своего поведения и красной метки на ладони.